Врач на твои слова отреагировал с интересом.
- Любопытненько, - произнес он на том же языке, что и ты. Это было очевидно. Язык твоей речи и мыслей был намного сложнее и мелодичнее, в нем чувствовалась красота и сила, идущие рядом. - Вспомнили именно сорминорский. Но до этого понимали мою речь?
Киваешь.
- Угу, вполне ожидаемо. Не совсем типично, однако в рамках допустимого. Если честно, я предполагал, что вы заговорите именно на сорминорском.
- Скажите, где я? Кто вы? И кто я?
Врач с сестрой коротко переглянулись. Тебе это не понравилось. Почему? Чутье подсказало: такое обычно происходит тогда, когда не хотят что-то говорить.
Лысый мужчина снял свои маленькие очки, потер глаза, снова их надел.
- Ладно, держать вас в полном неведении тоже не слишком корректно, не так ли? - снова его ухмылка. - Вы находитесь в лечебнице Аллхилл. Название что-нибудь говорит?
Даже не пытаешься вспомнить, снова отрицательно качаешь головой. В мозгах царит пустота, какое уж тут название больницы, - имени своего не знаешь.
- Тогда о нашем заведении пока рассказывать не буду. Что до нас, то меня зовут профессор Паэльс. Лука Паэльс. Это моя ассистентка Лиза.
Не проронившая ни слова девушка (или женщина?) медленно поклонилась.
- Десять лет вы провели в этих стенах. А я и Лиза, вместе с нашими коллегами, занимались восстановлением вашего здоровья. Если уж быть максимально откровенным, то спасением вашей жизни.
- Что со мной случилось? - ты и профессор все так же говорите на этом красивом языке.
- А вот это давайте обсудим попозже, - сказал доктор Паэльс. - Если излагать, как вы сюда попали, то придется объяснять очень и очень много, а сейчас, как я говорил, вам нужен отдых.
- Пожалуйста. Прошу.
Эти слова ты не сразу нашел в своей голове.
- Скажите, хотя бы коротко, - я кто? Как меня зовут?
Человек в белом халате посмотрел на тебя очень внимательно.
- Давайте я скажу, как вы сюда попали. Остальное - на потом, идет? - слова он говорит на том первом, примитивном языке. Звучит ужасно.
Спорить смысла нет. Да и сил тоже. Киваешь.
- Вы принимали непосредственное участие в последней войне... - начал профессор с тяжелым вздохом. - Какой именно войне - отдельная история. Возникнет необходимость - расскажу. Да вы и сами все узнаете рано или поздно. Так сказать, вы крутились в самой гуще. По информации очевидцев, вступили в... Как там... Э-м... В «героическую схватку с рейханом». Да. Журналисты... Сюда вас доставили уже в состоянии комы, с сотней инородных тел в организме, переломами большинства костей, которые только есть в человеке. Любой другой сто раз умер бы, но вы... Вы, - доктор скрутил губы, чмокнул языком, глаза его устремились куда-то в сторону, он явно подбирал слова. - Вы крепче, скажем так.
Можно было и не спрашивать. Ничего не понятно. Давай соображай и соображай скорее! Что имеешь на данный момент: ты, видимо, солдат. Какой страны? Неясно. Да и неважно. Война. Кого с кем? Неизвестно.
- Кто победил? - задаешь вопрос несознательно, будто что-то моложавое взыграло в душе. Что-то закостенелое, закоренелое в тебе заставило это спросить, что-то нутряное. Животное.
Врач издал резкий и нервный смешок. Отвернулся к окну.
- Все проиграли. Как в любой войне, - произнес Лука Паэльс. - Но если конкретно, то победили те, кто сейчас у власти.
Медсестра подошла к нему и что-то тихо прошептала ему на ухо. Он покивал головой.
- Да, да, Лиза. Вы правы. Да. Все. Пока на этом закончим, идет? - это уже адресовано тебе. - Все хорошо в свое время. И сейчас определенно неподходящий момент для разных историй, как думаете?
Ты думаешь, что он сейчас чего-то боится, вот что ты думаешь. Но утвердительно киваешь на его вопрос
- Чудно. Тогда мы больше не будем вас утомлять. Отдыхайте, ни о чем не переживайте, а лучше всего - поспите. Побеседуем с вами вечером.
С этими словами седоватый доктор и крепкая сестра вышли из палаты.
Ты остался один. Смотришь в потолок. Думаешь.
***
Марат и Гаспар шли по длинному светлому коридору с необычайно огромными окнами, многие из которых не имели стекол. Несмотря на кажущееся богатое убранство здания, всюду чернели трещины и следы каких-то разрушений. Поджарый Гаспар немного отставал от своего тощего, тщедушного начальника, часто и нервно перебирающего несоразмерными ножками, искалеченными к тому же сильной кривой хромотой.
- А я вам говорил! - сиплый голос пронесся эхом и вылетел в окна. - Я вас предупреждал, когда его уносили!
- Господин консул, вы же сами помните, он был кровавой кашей...
- Ожила ваша каша, олухи! Слышишь?! Ожи!... - всегда хриплый, надтреснутый голос консула, сорвался и он закашлялся.