— Посмотрите, здесь слева от нас прекрасный парк. Он особенно днём красивый. Когда гуляешь по зелёной набережной, можно разглядеть, какие здесь пруды чистые. Он, кстати, так и называется, Чистые пруды. Прямо так же, как и эта станция метро, — я говорила не так быстро, как мне хотелось бы, так что вряд ли смогла бы спародировать голос экскурсовода, при этом пару раз сбившись на русский и вызвав немалое удивление актёра. О том, что раньше пруды носили несколько иное название, я сказать не решилась. — О, а вот тут сквер очень красивый! Здесь можно и по ночам гулять. Уютно, спокойно, каждые несколько шагов горящие арки цветные. Смотрите! — мы остановились под одной такой аркой, но Том по-прежнему выглядел странно задумчивым и неразговорчивым и только кивнул в ответ на моё восхищение. Нда, признаю, оно, вероятно, выглядело слишком уж деланным. Что ж, если повезёт, у нас впереди Красная Площадь, от неё вроде все иностранцы без ума.
— Остановимся здесь? — я не до конца поняла, было ли это предложение или повествование, но мы присели на лавочку, окутываемые приятным тёплым ветром. Том осматривался по сторонам, иногда пряча лицо в воротник, если рядом появлялся случайный прохожий. — Кристин, спасибо вам, но, думаю, после такого вечера мне не до этого.
Экскурсоводу только что вежливо открыли дверь и улыбнулись.
— Ну, что вы, Томас, конечно…
— Зови меня просто Том, — кажется, это был своеобразный переход со стороны англичанина на «ты». Мужчина повернулся ко мне, но уже с улыбкой. Я понимающе кивнула, совершенно не имея понятия, о чём речь, поднялась и двинулась за ним. И почему в этот самый момент я доверяю совершенно (ну, по факту так и есть) незнакомому мне человеку? Почему чуть ли не беспрекословно следую каждому его действию? Но ничто, даже собственные мысли, не заставляло меня останавливаться. И вот вдалеке уже и Чистопрудный бульвар, и известная мне станция метро.
— До недавнего времени я не верил, что вернусь к жизни, — голос Хиддлстона, раздавшийся в абсолютной тишине московской улицы часа в три утра, звучал немного хрипло. — Даже сейчас мне в это мало верится. Когда-то у меня была работа, и сотни режиссёров изо дня в день были готовы подписывать контракты со мной. Деньги. Слава. Мечты, — актёр резал слова, будто бросая их на ветер. — А потом один раз друзья повели меня в казино — надо же иногда менять «элитные вечеринки», — актёр улыбнулся. Кажется, меня только что спародировали, — на другие места.
Почему он рассказывает это мне?
— Один раз, второй, третий. Сначала мне везло, да и в покер я вроде играю не так плохо. А потом в дело пошли всё более и более крупные суммы, а оторваться было уже тяжело, — мужчина вздохнул, и изо рта его заклубился пар. — Порой получалось и так, что у тех же самых друзей приходилось одалживать денег.
Он продолжал идти вперёд, не останавливаясь, несмотря на то, что, похоже, непривычный климат действовал на него. И тут, по ходу речи Тома, до меня стало доходить всё происходящее. И его внезапное появление в центре столицы России, и предупреждения Люка. Уиндзор боялся не за то, что Тома заподозрят в новой личной связи с девушкой, а за то, что вообще узнают, что он всё ещё в Москве.
Мой мир перевернулся на все 360 градусов, и всё, о чём я только что думала, о чём могла думать считанные часы назад, дни, месяцы, показалось таким мелочным и эгоистичным! Так девушка, вступая во взрослую жизнь, внезапно находит свой детский кукольный домик и, мягко улыбнувшись, начинает припоминать всё своё с ним связанное детство. И пока я проводила дни в университете, на работе, дома с родителями — счастливые дни! — у человека рушилась карьера, а жизнь медленно и беспомощно катилась под откос.
Я вздрогнула и осмотрелась. Мы стояли рядом с безлюдным пешеходным переходом, на котором не наблюдалось ни пешеходов, ни машин. Сзади нас со всеми своими огнями возвышался ЦУМ. Если продолжить идти по улице, перед глазами появится мой любимый магазин «Библио-Глобус», а дальше по направлению движения покажется и известная московская красавица Красная Площадь. Том стоял, заложив руки в карманы. Я стояла довольно близко к нему, не решаясь ни сказать что-либо, ни сделать шаг на проезжую часть. Холодный утренний ветер, который сменил вечерний — приятный и тёплый, овевал наши лица. Англичанин ещё плотнее укутался в воротник, я — в свой бежевый шарф. Я слышала его взволнованное дыхание и буквально чувствовала, что он хочет ещё что-либо произнести, и когда я уже повернулась к нему, чтобы начать говорить, он тоже открыл рот. Наши взгляды встретились, мы оба потупились и замолчали, так и не произнеся ни слова. Но актёр всё же решился первым.