— Конечно, только вначале всё-таки дождёмся моего товарища, — британец взглянул на наручные часы. Ох, этот английский говор! — Что-то он запаздывает.
Но разве, Кристин, вы что-то друг другу обещали? Разве было между вами хоть что-то, напоминающее чувства? Он даже ни разу не намекнул ни на что, выдохни.
Они внезапно взглянули друг на друга, и это получилось так синхронно, что Том невольно усмехнулся. И как, интересно, должны себя чувствовать свидетели зарождающейся любви милых влюблённых? Теперь, сидя неподалёку от них, а точнее, здесь же, за барной стойкой, я могу это понять. Он не отрываясь смотрел на неё и по временам улыбался. Она хихикала рядом с ним, иногда накручивая волосы на палец. Кажется, именно так происходит с девушками, когда рядом с ними находится привлекательный мужчина. Я поднялась, выражая на губах деланную улыбку, лёгким движением руки оправила платье — сейчас и оно само, и весь мой внешний вид казались мне нелепыми, и кивнула обоим:
— Боюсь, мне уже пора, — и, не дождавшись ответа, я быстро бросилась к двери, при этом стараясь отталкивать самые остро режущие по сердцу мысли.
— Кристин! — послышалось сзади, когда я уже открывала дверь. Том выбежал за мной прямо в том, в чём был — в голубой рубашке, без куртки, а пиджак, как я могла заметить, он оставил на спинке стула. — Кристин! — он был быстрее меня, и уже через считанные секунды схватил меня за запястье. Я остановилась. Но так как он меня ни в какую не желал отпускать, обернулась. Похоже, слишком резко, потому что часть мох длинных, подвергшихся гофрированию, волос упала ему на рубашку. Том ахнул. И при этом он улыбался. Не это я ожидала увидеть на его лице.
— Она будет ждать тебя. Иди, — произнесла я. Связная — а в особенности, английская, речь давалась мне с трудом. Том выдохнул, заставляя пар клубиться изо рта. Холодало. Непривычно сильно для этого тёплого октября.
— Нет, — сказал он, ероша светлые, отливающие немного в рыжий, волосы. — Не будет.
— А мне показалось иначе, — произнесла я, качая головой, и слёзы сами собой выступили на глазах. Я ничего не могла с ними поделать. В особенности — незаметно смахнуть. — Да и Юлия…
— Плевать, — отмахнулся он, и я замерла от его слов. То есть.? Что?.. — С твоей стороны это тоже было неправильно!
— С моей?.. Том, ты о чём? — теперь уже я не могла понять того, что выражал его взгляд. А британец между тем, немного раздражённо, будто подозревая, что я лишь притворяюсь, а на самом деле всё понимаю, продолжал:
— О том, как ты поступила. Или я вещь, которой можно просто так распоряжаться? Захотеть — отдать подруге, захотеть — оставить…
До меня медленно начало доходить всё происходящее, но не успел мужчина договорить, как к нам подошла толпа разряженной молодёжи. Парень, приготовившийся первым войти в бар, обернулся к нам двоим. Я и представить себе не могла, как могут со стороны выглядеть двое ссорящихся людей: она достаёт ему только до плеч, опуская при этом взгляд на свои сапоги, он держит руки в карманах, хмурится, собирается с мыслями, чтобы продолжить говорить. Повсюду ночь и туман. Тёмная, окружённая фонарями, московская ночь.
— Эй, классный костюмчик! Том Хиддлстон — тот, что сыграл Локи, я угадал? — парень расплылся в довольной улыбке. — У нас, правда, не костюмированная вечеринка, а Хэллоуин, но… отдаю должное твоему гриму, — с этими словами он подмигнул нам обоим и растворился в шумной толчее в здании. Люди из толпы, иногда оглядываясь на нас, последовали следом. Я молчала. Том тоже. Но только я собралась сделать шаг по направлению к метро, актёр остановил меня тихой, но различимой речью:
— Так или иначе, завтра я уезжаю, — я задрожала всем телом, но явно не от холода. И ощутила, как слеза, так долго дрожавшая на ресницах, скатилась по щеке. У меня хватило сил только хрипло произнести его имя, но он не придал этому никакого значения. — Не так я хотел сказать тебе об этом, но… — мужчина снова выдохнул в ночной морозный воздух. Сколько бы я сказала ему в тот момент! У меня быстро-быстро забилось сердце при мысли, что раз он уезжает, то, значит, все дела поправлены, что сможет зажить как раньше. Люк разрулит дело — разрулит. О действиях агента обычно именно так и говорят — и никто из журналистов и слова не скажет о его временном пребывании в России… Но почему меня так не радует это? — Прощай, Кристин.
Прощай, Кристин. И больше ни слова. И мне не хотелось его задерживать. И даже нечего было сказать в ответ.
Прощай, Кристин. И в ушах звенит именно эта одна-единственная фраза вместо прекрасного стихотворения Сергея Есенина из наушника «Дорогая, сядем рядом». Холод и поднявшийся ветер пробирают меня до костей, но я продолжаю торопливым шагом пересекать одну улицу за другой, не замечая никого и ничего вокруг, из-за чего внезапно чуть не натыкаюсь на такого же, как и я, спешащего прохожего. Мы оба извиняемся, и мне уже кажется, что он просит прощения на английском. Я поднимаю голову. Он смотрит на меня, опустив голову, и от взгляда голубых глаз внутри меня вновь всё замирает. Молодой человек, примерно одного с Томом роста. На светлых волосах — тоненькая шапочка. И когда я, прекратив разглядывать незнакомца, собираюсь продолжить бежать вперёд, мы оба поднимаем головы к небу, с которого, как перья сдутого одуванчика летом, сыпятся белые хлопья. Большие и холодные как льдинки, но очень мягкие на ощупь. 1 ноября. И первый в России в этом году крупный пушистый снег.