— Подождите, подождите, не всё сразу, — отмахнулась я, задыхаясь от чувств — радости, счастья, тоски, ностальгии и внезапности одновременно. Дарья и Ангелина заглядывали мне через плечо. Я вскрывала найденный конверт. По приезде я всё-таки отыскала его в ящике, и теперь вертела его из стороны в сторону, пытаясь вспомнить, где же у меня есть такие дальние знакомые, которые могли бы мне написать.
— Давай же, открывай скорее! — сгорая от любопытства, воскликнула Дарья. Легонько пожав плечами, я вскрыла конверт. 13 ноября. Оно даже почти не опоздало. Внутри было письмо, которое настолько заинтересовало меня, что я не сразу заметила ещё приложенный файл с какими-то документами внутри.
Я так долго смотрела на письмо перед собой, держа его дрожащими руками, но не читая его, а глядя куда-то сквозь, что перед глазами у меня заплясали чёрные точки, отчего в голове стали возникать дрёмные иллюзии, а соседки давно уже покинули меня. А может, я уже не первый день сижу так, и у Дарьи с Ангелиной продолжилась своя жизнь, полная учёбы, новых московских открытий, тусовок первокурсников?.. Я наконец оторвалась от письма. Я его так и не прочла, хотя, даже кинув на него беглый взгляд, можно было судить о его коротком содержании.
А жизнь за стенами общаги и вправду продолжала течь. Приятная тёплая пора первой половины ноября сменилась дождями и холодами. До снега дело не доходило, но с утра и поздними вечерами на улице уже ощущался мороз. Жители студенческой общаги замерзали без отопления. Мы с соседками обменивались пледами, надевали тёплые, предназначенные для зимы пижамы. Многие люди на улицах уже ходили в зимних сапогах и надевали на руки перчатки. Только что мне было до уличного холода, когда свой, ещё более ледяной и неприятный, буйствовал в сердце! Я ходила на учёбу, порой даже посещала какие-то кажущиеся мне нелепыми мероприятия, на которые меня водили, видя моё состояние, соседки. Иногда мы даже гуляли по вечерам на стадионе рядом с общежитием. Но всё это происходило молча, а для меня — так уж тем более в серых красках. Дни пролетали так, словно их и не было. Два дня? Пять? Неделя? Откуда мне знать, как мне вспомнить! Я звонила маме каждый день. И однажды она позвонила мне сама.
В тот самый день, когда я, кажется, наконец, отошла от перенесённых изумлений и прочла всё-таки письмо, о содержании которого итак догадывалась всё это время.
— Кристина, папа…
Это слишком сильно — когда на сердце накатывают столько эмоций в один момент. Они захлёстывают тебя волной, и выбраться из них практически невозможно. Мне хотелось смеяться, плакать от счастья и горечи одновременно, а потом — кричать, что есть силы, не считаясь ни с кем: услышат — и ладно.
Слова, которые я желала услышать всё это время после того, как покинула свой подмосковный городок. Слова, которые и во сне-то заставляли радоваться, а уж наяву они выглядели почти невозможными, просто несбыточными для того, чтобы их произнести!
Папу выписали. В ходе этого краткого лечения и многочисленных осмотров ничего опасного у него не нашли, и мама звонила сказать, что он возвращается домой. Радуясь, сдерживая себя, чтобы в тот же миг не закричать от счастья, я загибала и разгибала уголок письма, которое держала в руках, и, кусая губы, продолжая при этом улыбаться, думала, как сообщить родному человеку эту весть. Я и сама толком не была в этом уверена, но…
— Давай же, открывай скорее! — сгорая от любопытства, воскликнула Дарья. Легонько пожав плечами, я вскрыла конверт. 13 ноября. Оно даже почти не опоздало, судя по отсылаемой дате. Внутри было письмо, которое настолько заинтересовало меня, что я не сразу заметила ещё приложенный файл с какими-то документами внутри. Вскрыла. Девочки так и не отошли, наблюдая из-за моей спины за происходящими в моих руках махинациями. У меня и самой ноги и руки дрожали от волнения, и, хотя я уже почти полностью осознавала, что вряд ли оно от каких-то дальних родственников, собственной интуиции, тихо шептавшей догадки на ушко, верить не хотелось.
— Ты приедешь в следующие выходные? — по голосу в трубке я чувствовала, что мама улыбается. Я и сама не могла ничем заглушить свою радость! Я тянула время нашего разговора, чтобы дождаться папу и, наконец, поговорить с ним.
Чисто в английском стиле. Письмо. И все слова, до единого, на английском. Построение писем на английском, кажется, каждый учил ещё в первом-втором классе, так что…
— Мам… — я стараюсь её перебить, но она так полна своих впечатлений, что мне и самой становится неловко отвлекать её в такой момент. Но как же сказать ей?