А теперь все чувства хлынули на меня с удвоенной силой. Я мчалась по аэропорту, боясь опоздать, толком не понимая, куда с такой скоростью лечу. И всё как в тумане. Терминал. Регистрация. Билеты, подаренные им. Правда согласно им, обратный полёт у меня только через две недели, но я планировала поискать, так сказать «горячие туры» и вернуться пораньше. Дело даже не столько в учёбе, сколько в стоимости хостела — с жильём в чужой стране в этом плане могли возникнуть проблемы. К тому же, очень хотелось съездить домой.
Был пройден паспортный контроль, и начиналось моё самое нелюбимое. Помню ту же поездку в Грецию — это был первый и последний раз в моей жизни, когда мне оформляли Шенген. А воспоминания о того, как ты снимаешь с себя всё, что можно, и проходишь под датчиками — яркие, неприятные, незабвенные, — так и остались в моей голове. Я несла на одном плече свой заполненный доверху нужными и ненужными вещами рюкзак — это был единственный багаж с собой или, как называют такие вещи при посадке, ручная кладь.
Контролёры строго взирали на пассажиров, тщательно проверяя каждого. От меня не скрылось то, как многие люди действительно честно вытряхивают из карманов всё до единого, лишают себя ремешков и ценных металлических вещей остаются без верхней одежды, а подчас — и без кофт. Для человека, который, по сути, совершенно не путешествует самолётом, всё это было удивительно.
Наконец, очередь дошла до меня, но при одном только шаге меня не пустили дальше, чем на 10 метров.
— Вернитесь, девушка, — раздался ледяной голос контролёра, которая была не настолько уж старше меня. — Во-первых, снимите обувь.
Прекрасно. Пришлось оставить себя и без того холодных осенних сапог и прошагать через арку прямо-так — в носках и бахилах. Пока я проходила, девушка-контролёр подозрительным взглядом осматривала меня, качая головой. Какие мысли в головах у этих людей, когда мы выполняем все эти махинации? Разве им самим это нравится? Может, порой эти служащие тоже испытывают раздражение — все мы люди, в конце концов? Но о чувствах других людей мы совершенно не задумываемся в тот момент, когда спешим на самолёт, нервничая по поводу посадки, хорошего полёта, устройства в другой стране и прочего. Так вела себя в то час и я.
— Вернитесь, вы что-то не доложили, — она смерила меня хмурым взглядом, как если бы я действительно собиралась провозить в другую страну что-то опасное. Со злости сжав кулаки, скрипя зубы, я бросила на ленту коробочку с Bluetooth-наушниками, считая, что в них — причина всех моих нынешних зол. Но нет.
— Да что же там у вас, — теперь раздражаться явно начала и она. Я фыркнула, со всей силы задирая глупую, на мой взгляд, тунику с надписью London, чуть ли не до рёбер, и сверкнула глазами в её сторону:
— Может, бляшка от джинс, м? Я не знаю!
Пыл в глазах контролёра мгновенно угас, сменившись изумлением. Она качнула головой, провела несколько раз ручным металлоискателем по моим штанам и пиджаку и отпустила меня. Я выдохнула и улыбнулась. И всё же, это было только начало всех бед.
И ещё сильнее я затряслась, когда настало время идти в самолёт. «26 А, 26А, 26А», — повторяла я про себя номер выхода из аэропорта, по ошибке встала в очередь «26», не переставая бормотать, потом — в нужную, но для приватных гостей и сориентировалась, в итоге, только тогда, когда в нужной была уже целая толпа. Москвичи и гости столицы ожидали, все до единого с хмурыми лицами, с каким-то отвращением косились друг на друга и тяжело вздыхали. И чего они фыркают? Я вот впервые еду в Лондон. В Лон-дон! Впервые! Моё настроение уже значительно поднялось после неприятности на контроле, и от этой мысли я чуть ли не прыгала от счастья и не заметила, как быстро разошлась толпа.