— Это твой шанс! — долго твердил мне друг, пока я отказывалась. Хотя даже не столько отказывалась — нервничала, боялась, протестовала, размышляла, что обо мне могут подумать. Но не отказывалась. Наконец, молодому человеку всё же удалось меня уговорить, когда он сказал, что сей же час примчится в Москву и будет пытать меня здесь. Я подала заявку и начала писать. С тех пор весь остаток ноября погрузился для меня в один нескончаемый звук хлопающих по клавишам пальцев — так в фильмах показывают писателей, которые строчат день изо дня, не замечая, как за окном закат сменяется рассветом, а день — ночью. Статья? Аналитика? Некоторое время назад я бы с ужасом распахнула глаза и без лишних слов отказалась от этой затеи, не зная, о чём писать. А на деле получилось даже проще, чем я представляла. Стоило мне начать писать, как мысли выложились на чистый лист сами собой. Статья о различиях между Великобританией и Россией была отправлена жюри конкурса.
Кто бы мог подумать, что девушка, которая терпеть не могла романы, и фыркала, когда заставала свою коллегу в книжном магазине за просмотром романтической мелодрамы, станет такой сентиментальной! Я засмеялась. Это был самый нервный и истеричный смех в моей жизни.
Новая строчка вылетела из-под руки, простучав вместе с пальцами по буквам клавиатуры, а затем молча замерла на экране монитора. Пускай, это не уникально, знаю. Журналисты изо дня в день набирают подобные статьи, собирая их из того, что нарыли в интернете и сплетая в один большой ком. Но как-то Гленн сам сказал мне, почему машины, несмотря на все современные опасения, никогда не заменят журналистов. У первых просто нет души.
Признавая своё незаконченное творение почти идеальным, я, тем не менее, стирала всё написанное уже несколько раз подряд, перечёркивала и исправляла, как могла, но вместо статьи всё равно выходили мемуары, которые никак не шли в сравнение с тем, что от меня действительно требовалось. «Гленн убьёт меня, Гленн убьёт меня, Гленн убьёт меня», — причитала я, не отрываясь от своего занятия уже битый час, попеременно с этим глотая кофе, от вкуса которого впору было повеситься. К тому же, когда с утра во рту не было ни крошки, а время за мыслями о работе ещё и высасывает все последние оставшиеся после очередной бессонной ночи силы, этот напиток, который должен бодрить, обжигает все внутренности, и от каждого глотка у меня мурашки бегут по своему телу. Резкий пробег пальцев до Shift. Остановка и передых. Абзац. Такое себе начало, но надо всё-таки хоть с чего-то начинать. Я стала описывать человека, о котором могла знать совсем лишь немного, но с которым меня навсегда связали безумно приятные воспоминания. Человека, которого знают и любят миллионы, но с которым я так и не успела поближе познакомиться…
— Гхм.
Я обернулась, отрываясь от экрана, но уже в следующую секунду мне захотелось не просто отставить подальше от себя чашку кофе, которую я прижимала к себе, а даже закрыть всем своим телом экран ноутбука, чтобы подошедший мужчина ненароком не посмотрел на всё мною написанное. Не то чтобы я боялась своего начальника, но знаю, что он всех судит по себе, а у Гленна всё всегда нацелено на результат — нет результата…
Некоторое время мы молча смотрим друг на друга, и отчего-то мне кажется, что от всего только что мною заново пережитого, от воспоминаний, охвативших меня, случайные слёзы блестят на моих глазах. Гленн вглядывается в меня внимательно, прожигая проницательным взглядом насквозь. Он же неспроста дал мне эту статью, правда? Журналистские скандалы и газетные разговоры разгладились, а вот их причины ещё долго будут блуждать по свету из уст в уста.
— Статья готова? — спрашивает он довольно сухо, и я облегчённо выдыхаю. Нет, следов слёз на моём лице нет, и Гленн о моих чувствах на данный момент не догадывается.
— Почти, — киваю я, — но вчера вечером у меня было так мало времени из-за тех расшифровок… — я ещё что-то бормочу в своё оправдание, но на середине рассказа уже и сама понимаю, что все эти оправдания выглядят глупо, и замолкаю. К тому же, в этот самый миг начальник резким жестом прерывает меня и негромко хлопает ладонью по столу.