— М-м… — я немного замялась, уже ожидая вечером подзатыльник от начальника за эту паузу. — Мистер Хиддлстон, а что насчёт вашей личной жизни?
Я видела, с каким радостным выражением лица обернулся ко мне Гленн, и как поморщился после этого вопроса Хиддлстон.
— В данный момент не хочу распространяться об этом, но могу рассказать несколько историй из прошлого, — он улыбнулся, и я ощутила, как начинаю бледнеть. — В молодости у меня была девушка, и это были одни из самых длинных отношений в моей жизни. Однако в один момент нас разъединила стажировка, которая могла повлиять на всю мою карьеру, а она требовала, чтобы я остался в Лондоне — в тот день у неё должен был состояться свой дебют на концерте. Естественно, я остался, решив совершить романтический поступок.
Том снова улыбался, погружаясь в воспоминания. Это его приятная черта как человека — не просто давать в интервью, а уходить в него с головой, как если бы это был всего лишь обычный разговор. Но в нашем случае, пожалуй…
Я заёрзала на месте, так и чувствуя, что-то ли бледнею, то ли краснею, а дыхание не может восстановить в привычный ритм.
— Я знал, что она очень любит мороженое, — продолжал Хиддлстон, и в тот момент его взгляд остановился на мне. Я вздрогнула. Вспомнился мой любимый Лондон, который отныне я вижу каждый день. Вспомнились первые дни, проведённые здесь с Томом. И ларёк с мороженым, на который мы случайно наткнулись. И почему я тогда удивилась, что и в Великобритании продают мороженое на улице? — Когда она уже считала, что мой самолёт улетел, я подбежал к ней сзади, тихонько схватив за плечи, и произнёс: — Ванильное или шоколадное?.. Пожалуй, это был самый романтичный поступок в моей жизни, но она так испугалась, что подобной романтики я решил отныне не придерживаться.
Актёр продолжал рассказывать. И тут я заметила, как Гленн, подмигнув мне, в обнимку с папкой, кивнул нам обоим и вышел из кабинета. Как только дверь за ним закрылась, Том снова повернулся ко мне и негромко заговорил:
— Кристи, прости меня, я очень…
— Нет, тебе не за что извиняться, — я пожала плечами, стараясь, как могла, скрывать горечь в своём голосе.
— Порой меня посещают философские минуты, когда я задумываюсь над смыслом жизни. И тогда мне кажется, что я не для этого мира, ведь, сколько я ни пытаюсь…
— Простите ещё раз, — голова начальника, а вслед за ней — и он сам — вновь появились в дверном проёме. Он жизнерадостно улыбался. А вот я молчала. И к моей горечи примешивалось любопытство того, что хотел сказать мне Том. Но ни одного вопроса при этом не приходило в голову. Я перевела растерянный взгляд на Хиддлстона, так и чувствуя, как Гленн примостился позади меня, явно с хмурым выражением лица, сложив руки на груди. И вдруг Том улыбнулся.
— Да, по поводу вашего вопроса, — он положил руку на ногу и сложил ладони вместе, будто приготовившись к дружеской беседе. — Песни и танцы — пожалуй, моё всё, даже перед публикой. А ещё мне очень нравится пародировать знаменитостей. Кажется, это началось ещё с самого детства…
Я облегчённо выдохнула, когда Гленн снова покинул кабинет. Том улыбался, но тут же посерьезнел и снова немного наклонился в мою сторону.
— Пожалуйста, Том, давай не будем об этом, — взмолилась я, ощущая, как только что высохшие в районе глаз слёзы норовят вот-вот вырваться. — Кругом твои фотографии и фильмы, и… И когда ты уйдёшь, я уже не смогу подняться.
Я говорила серьёзно, но читала в его глазах некое скрытое сомнение. И только позже до меня дошло, что я говорила совершенно как Хью Грант из «Ноттинг Хилла», даже не осознавая того.
— Скажи мне только одно, — прервал он меня. — Ты счастлива?
Паоло. Вечно улыбающийся парень со светло-русыми волосами. У него смеющиеся синие глаза, тёмные ресницы, и, когда он улыбается, на его немного румяных щеках мгновенно появляются ямочки. Наши встречи и наши вечера в Лондоне я не забуду уже никогда, как бы ни хотела. А однажды у него даже хватило смелости — хоть и ненадолго — запечатлеть поцелуй на моих губах.
Я кивнула. Это было так неуверенно и мгновенно, что я сама не в первую минуту поняла, что сделала. Том закивал каким-то своим мыслям и наконец произнёс:
— И я тоже счастлив.
Он долго молчал, точно обдумывая что-то, глядел в одну точку, проводя пальцем по своим губам, но всё не решался заговорить. Внезапно раздался его тихий, но внятный голос. Я, наверное, его никогда не забуду: