Гарри поспешно опустил взгляд, чувствуя, что краснеет. Он слышал, как Ремус поднялся и двинулся к нему, и заставил себя не пятиться.
— Гарри?
— Я думал, это будет разговор с глазу на глаз, — пробормотал мальчик.
— Мои извинения, Гарри, — сказал Дамблдор — Профессор Люпин уже уходит.
— Ааа…
Ремус подошел ближе, но Гарри все равно не смог заставить себя взглянуть на человека, на которого он кричал несколькими днями ранее. Он заметил носки туфель Ремуса, выглядывающие из-под его преподавательской мантии, и уставился на них, размышляя о том, какие же эти туфли изношенные и как Ремус всегда добирался до сути дела. В конце концов, он был оборотнем, обращенным еще в возрасте пяти лет. Если бы кто-нибудь знал, что значит жить его жизнью, когда все вокруг ненавидят и дискриминируют тебя. Да еще и, когда все твои лучшие школьные друзья, за исключением одного, предавшего всех остальных, умерли… ну, Ремус заслуживал гораздо большего, нежели неистовой ярости Гарри. Гораздо больше, чем глупого, подверженного вспышкам гнева почти-крестника.
— Гарри, — тихо сказал Ремус. — Я…
— Прости, Ремус, — прервал его Гарри, наконец-то, подняв голову. Светло-карие глаза мужчины были наполнены теплом, а не злостью, и Гарри с трудом сглотнул. — Мне действительно жаль. Поверь, я говорил не серьезно. Я просто рассердился, и сильно вышел из себя, но я не должен был…
— Тише, сынок, — он хотел прикоснуться к Гарри, но вместо этого ему пришлось отдернуть руку назад, как только мальчик отстранился от него. — Все в порядке. Я не сержусь на тебя. Я все понимаю. Ты имел право злиться на нас. На меня. Я подвел тебя. Надеюсь, ты сможешь меня простить.
Гарри закусил губу и кивнул.
— Угу, ладно.
Ремус слабо улыбнулся ему.
— Спасибо.
Слегка пожав плечам, Гарри отвернулся, не желая больше продолжать этот разговор.
— У нас ведь еще будет время поговорить подольше, да, Гарри?
— Конечно, Ремус. Но я не… Я не…
— Я не буду просить тебя говорить о том, о чем ты не хочешь говорить, договорились? — он слегка усмехнулся. — Профессор Снейп весьма ясно выразился по этому вопросу. Но я все равно не стал бы ни на чем настаивать. Я сожалею о том, что сделал, Гарри. Ты же знаешь, что я просто беспокоился о тебе, верно?
— Угу, — Гарри вздохнул и быстро заглянул Ремусу в лицо, которое, как и всегда, было открытым и добрым. — Но я уже лучше справляюсь, как я и сказал.
— Я верю тебе, — он снова улыбнулся, на этот раз немного шире. — Но ты пришел сюда, чтобы встретиться с директором, а я отнимаю ваше время. Увидимся позже.
— Увидимся, — сказал Гарри, наблюдая за тем, как Ремус покидает кабинет. Дверь закрылась, и он остался наедине с Дамблдором.
— Все в порядке, Гарри? — спросил директор.
Гарри снова вздохнул и подошел к одному из кресел, стоящих перед столом Дамблдора, чтобы присесть.
— Да, сэр.
Дамблдор уставился на него сквозь очки-половинки, и Гарри почувствовал себя несколько неуютно под этим взглядом.
Затем, вопреки данному Снейпу обещанию, он ощутил, как эмоции берут верх над ним.
— Вы как обычно собираетесь провести со мной одну из этих бесед, во время которых вы вечно впариваете мне, что моей величайшей силой является моя способность чувствовать боль? Не хочу вас расстраивать, но не думаю, что я сейчас в том настроении, чтобы говорить об этом.
На долгое время повисло молчание, хотя в этот раз Гарри не стал отводить глаз. Поразительно, но Дамблдор сделал это первым, повернувшись к Фоуксу и потрепав перышки на его груди указательным пальцем, и лишь потом он вновь обратил свой пристальный взгляд к Гарри. Взгляд голубых глаз ни на секунду не оставлял его. Но долю секунды Гарри почувствовал легкое прикосновение к своему разуму, сразу же выставив в защиту своих мыслей каменную преграду. Ощущение пропало, и Гарри едва воздержался от сердитого взгляда на Дамблдора за его попытку применить к нему легилименцию.
Дамблдор заговорил, словно ничего и не случилось, лишь его взгляд стал более напряженным:
— Кажется, в прошлый раз я уже говорил тебе, что совершил много ошибок, касающихся тебя, — сказал он. — И что я не был откровенен, хотя порой мог бы поделиться с тобой некоторой информацией. Но все это потому, что твое благополучие всегда стояло на меня на первом месте, — его голос был спокойным, а не холодным. Но сейчас, в отличие от того, что Гарри слышал в июне, в нем не было даже и намека на раскаянье.
Гарри кивнул.
— Да, сэр.
— Я хочу, чтобы ты знал, Гарри, что я тоже человек и что я совершаю и буду совершать ошибки, хотя мне и хочется надеяться, что они не приведут к катастрофе.