— Всё дерьмо! И оно никому, кроме нас, не нужно! Каким же я был дураком…
Он помолчал, укладывая разбросанные мысли по полочкам, наводя порядок в больной голове. Потом продолжил:
— Мы — пережиток времени… игрушечные солдатики… прости меня, Родерик.
Глаза намокли. То ли слёзы, то ли виной протекающая крыша.
— Прости меня, Родерик.
Роланд попытался смахнуть сопли, но только размазал их по лицу.
— Я подвёл тебя, друг… я заставил тебя поверить во всю эту чушь… Прости! Прости! Прости…
Роланд вбивал "прости" как гвозди в крышку гроба.
Роланд рыдал.
И снова молния. На мгновение над Вольными Клинками даже вспыхнуло пламя, но оно быстро спало под беспрерывной атакой водной стихии.
Роланд ждал ответа от Родерика, ждал подсказки.
"Скажи, прав ли я?! Правильно ли я думаю?!"
Роланду захотелось схватить Родерика за плечи. Захотелось трясти до тех пор, пока из раны не вывалятся все органы. Дикий, противоестественный порыв, который удалось унять только невероятными усилиями.
Роланд взвыл. Роланд застучал кулаками по своим бедным измученным и больным рёбрам.
— Ближе! — взревел Роланд, озираясь по сторонам. — Сюда! Сюда! Убейте! Убейте меня!
Силы покинули Роланда. Он уткнулся головой в грязь и провалился в сон.
— Доброе утро, Роланд, — первые слова, которые рыцарь услышал после пробуждения.
Родерик всё так же был бледен, но теперь улыбался.
— Доброе утро, — Роланд не узнал собственный голос.
Он охрип. Выдавливать слова получалось с большим трудом.
Роланд огляделся.
Всё та же пойма реки Ниа. Коричневый ковёр из увядших листьев. Заросли цвета запёкшейся крови. Кроны деревьев, из-за которых ясный свет Отарио изменялся, становился кровожадным свечением сердца тьмы.
Журчание речки неподалёку. Шипение летучих змей и жужжание насекомых. Никаких громогласных выкриков "в-а-а-а-а-а" или грома пушек.
Спокойствие и безмятежность.
Если бы не ноющий желудок, боль в рёбрах, горле и ответственность за Родерика, Роланд бы остался здесь жить.
Роланд обернулся к Родерику и сказал:
— Ладно… пора идти. Я полон сил и решимости добраться до дома. Уже сегодня мы попадём в госпиталь, Родерик. Нас ждут тёплые ванны и голые медсестрички!
— Голые медсестрички… — повторил, едва шевеля губами, Родерик.
Роланд поплевал на ладони и схватился за рукоятки носилок. Поволок их на север, к Гуэльфской дамбе. По пути он не замолкал. Наверное, в тот день Роланд говорил с Родериком больше, чем за всё время их совместных приключений. Рыцарь даже поверить не мог, насколько у них, оказывается, много общего.
— А концовка у "Опаснейшего врага" — полная дрянь, — произнёс Роланд. — Откуда и почему? Никто не ответит.
— И не говори, — отозвался Родерик. — Без ста грамм не разберёшь.
— Нет, я, конечно, понимаю, что там ещё какая-то серия есть, всякие спин-оффы, но повествование должно быть крепким здесь и сейчас!
В этот миг кусты зашевелились, и на пути Вольных Клинков появились солдаты в лёгком обмундировании, с ног до головы перемазанные чёрными и красными полосами. Впереди верзила, по меньшей мере на две головы выше Роланда: красная повязка, перехватывающая лоб; бугры мышц; татуировка какого-то насекомого со жвалами, клешнями и острым хвостом, что начиналась от живота и заканчивалась на лице.
— Моё почтение, сэр Роланд, — кивнул незнакомец. — Чарли Лейман, 392-й катачанский. Дали вы вчера жару! Мы с парнями даже вернуться хотели. Если б не артиллерия, так и сделали бы!
— Всегда пожалуйста, — отозвался Роланд. — А теперь, будьте добры, помогите мне и моему боевому брату, — Роланд опустил носилки и продолжил. — Если понадобится, я готов отдать Родерику всю кровь до последней капли.
Катачанец сделал пару шагов к носилкам, а потом остановился.
— Мне кажется, рыцарь… вашему другу больше ничего не нужно.
— Да нет, он жив, — усмехнулся Роланд, — просто устал. Ещё бы, с такой раной-то! Родерик, поздоровайся с господами-катачанцами. Это они вчера орков фосфором пожгли.
— Здравствуйте, — едва слышно отозвался Родерик.