Выбрать главу

В первых рядах — 4-й батальон страдиотов и 5-я рота "Часовых" сил планетарной обороны. Позади — тачанки противотанковых и миномётных батарей, приписанных к 4-му батальону. За боевыми повозками разнообразная пехота — от религиозных фанатиков до ярых безбожников, верящих только в Золотого Тельца. А уже совсем далеко от этого места расположилась артиллерия. Пушки раз за разом посылали в сторону Лиги Шестерни ревущую смерть. В облаках тумана и тучах поднятого пепла не было видно решительно ничего, но артиллеристы всё равно не жалели снарядов. Они ориентировались на вокс-сообщения полковников Росси, Делла Виллы и остальных офицеров, которые первыми оценили прочность обороны Альбрехта фон Валлена.

— Солдаты! — Густаво обладал зычным голосом, а поэтому мог перекричать даже богов войны. — Наконец! Прямо здесь! Прямо сейчас! Судьба Стирии в наших руках!

Кавалеристы салютовали полководцу, направив сабли в серое небо с далёкой золотистой звездой, чей свет едва пробивался сквозь мглу.

— Нужно лишь принять эстафету полковника Веймариза и сокрушить Лигу!

Пилоты "Часовых" работали в поте лица. Они, обнажённые по пояс из-за жары и взмыленные как кони, забрасывали лопатами последние горсти угля в топку.

— Воистину, это сражение войдёт в историю! Проигравшие будут с содроганием вспоминать, как бились в самом чистилище, в самой преисподней, когда вокруг них не было ничего, кроме тумана, дыма и смерти! Победители же улыбнутся и вспомнят, что сомкнули ряды, сражались друг за друга, плечом к плечу и, благодаря этому, сокрушили врага!

Многие защитники веры забирались на тачанки, чтобы поскорее добраться до поля боя. Сражаться плечом к плечу, а уж тем более за таких друзей, как наёмники, они не желали.

Последние не спорили. В их головах крутились иные мысли: не ворваться в самую гущу безбожников, чтобы рвать их на куски зазубренными фламбергами, а, напротив, избежать боя и уже под конец решить, вступать в него или нет.

— И знаете что, мои верные воины, друзья, братья и сёстры?! — воскликнул Густаво.

Он резко направил коня в сторону гаккапелитов и выхватил у одного из телохранителей знамя Смолланских Страдиотов. Густаво взял его обеими руками. Знамя с тремя серебряными шестилучевыми снежинками на чёрном поле затрепетало на ветру.

— Именно мы будем рассказывать своим детям, как победили при Люцене! Мы! Потому что под этим флагом… нельзя отступать! — выкрикнул Густаво. — Вперёд! К победе! Ура!

— Ура! — проорали страдиоты.

Возбуждение передалось даже животным. Они мотали головами, стучали копытами по земле.

— Ура! — выкрикнули пилоты "Часовых".

Из выхлопных труб шагоходов вырвались столбы беспросветного чёрного дыма.

— Ура!

Фанатики Священной Унии вскинули двуручные мечи. Каждый из них уже отправился на поле боя, если не телом, то духом. Защитники веры скрежетали зубами и дрожали. Этот недуг можно излечить только вражеской кровью.

— Ура-ура, — отозвались наёмники.

Предстояла тяжёлая работа.

— За Императора! В атаку! — выкрикнул Густаво.

Ещё один поток хлынул по земле, чтобы впасть в грязно-белое море.

Вперёд вырвались страдиоты верхом на легконогих лошадях. За ними грохотали "Часовые", перескакивая с одной металлической лапы на другую. Подпрыгивали на ухабах тачанки, а спицы в колёсах стали совсем неразличимы из-за набранной скорости. Приберегая силы для рывка, бежали наёмники. Только артиллерия сделала последний залп и замолчала. Даже богам нужно иногда отдыхать.

Густаво вонзил древко знамени в землю, нацепил противогаз, выхватил силовую саблю и ударил коня золотыми шпорами — зверь с Крига понимал только грубую силу.

Генерал сорвался с места со скоростью молнии и уже скоро нагнал бойцов в первых рядах. Из тумана в это мгновение протянулись ярко-красные лазерные лучи и засвистели пули. Рядом разорвался снаряд, опрокинув нескольких страдиотов и изранив их коней.

Кровь бурлила.

Густаво мог сколько угодно говорить, что он уже стар и устал, но сейчас, в этот прекрасный, в этот чудесный миг, генерал ощущал себя как никогда живым. Ни одна омолаживающая процедура не приносила такого облегчения, как сражение. Ни одно удовольствие не радовало Густаво так сильно, как сражение. По-настоящему генерал и не жил нигде, кроме сражения.