— Сейчас? По размокшей дороге, с уставшими, деморализованными людьми?
— Да! У нас численное и техническое превосходство.
— Нет, господин Райна, — фон Валлен медленно покачал головой. — Решительное наступление сейчас совершенно неприемлемо. Ди Адольфо — сладкоречивый лжец, но не дурак.
— Но…
— Не перебивайте! — фон Валлен повысил голос, и шестерёнка заткнулся. — Наступать сейчас — значит принять навязанную Унией игру в манёвры. Близится зима, а наши ресурсы прискорбно малы. Союзники поддерживают нас золотом, — маршал неопределенно мотнул головой в сторону, намекая на армейскую казну в бронированном самоходном хранилище, — но монетой нельзя пообедать, как и нельзя зарядить её в винтовку. Армия Лиги будет готовиться к зимовке.
Офицеры зашептались. Кто-то со сдержанной улыбкой, кто-то — в основном Райна и его шайка — недовольно.
— Однако… для спокойной зимовки мы должны предпринять некоторые решительные действия, — продолжил фон Валлен. — Генерал Апенгейм, я хочу, чтобы вы взяли три полка кавалерии, столько же пехоты и захватили Гале.
Командующий и генерал склонились над картой.
— Гале занимает одна рота Страдиотов, и нет оснований предполагать, что они не готовы к защите. Однако, нам необходимо, — фон Валлен сделал ударение на этом слове, — взять крепость. Оттуда мы сможем всю зиму угрожать путям снабжения Ди Адольфо.
— Можете на меня положиться, маршал, — Апенгейм закрутил и без того невероятно залихватский ус. — С такими силами я возьму Гале с марша.
Промозглый осенний ветер принёс очередную порцию вонючего дыма со стороны Люцена, и сержант Агнец скривился, — измученную годами военных тягот спину болезненно прострелило. Старый солдат старался не думать, как отыграется на его пояснице стылая и влажная стирийская зима.
На задымленную долину потихоньку опускались сумерки. Холодало, и Агнец начинал задумываться о том, чтобы перебраться в палатку, но слишком уж редко выпадала возможность вот так вот спокойно посидеть под открытым небом. Когда Апенгейм, забрав утром три полка пехоты, роту танков и прорву кавалерии, отбыл в сиянии славы, солдаты в основном лагере остались предоставлены сами себе. Время коротали по-разному.
— Поднимаю на сорок, — Агнец подвинул невысокий столбик монет вперёд.
— Пас, — Ренетти положил карты на походный стол.
— Пас, бля! — Шанти швырнул свои карты, так что одна из них перевернулась в полете. Двойка. — Что за говно!
— Хм-м-м… — Авраам нехотя отсчитал монеты и выложил их на центр. — Поддерживаю.
Агнец возликовал в душе, но не подал виду. В некотором смысле контролировать эмоции ему было проще, чем многим — почти вся левая сторона лица была парализована из-за старой раны от пули с нейротоксином, полученной ещё при службе отцу Георга. Считай, вдвое меньше усилий. Агнец бросил быстрый взгляд на Авраама. Лицо Астартес — а Авраам был настоящим космодесантником, принёсшим клятву верности роду Хокбергов многие десятки лет назад — оставалось непроницаемо. Однако, Агнец готов был поклясться, что здоровяк повёлся.
— Открывай.
Ренетти перевернул еще одну карту.
Авраам уставился на Агнца, не мигая. Агнец обратился в камень. Авраам уже не единожды доказывал, что сверхчеловеческое зрение лучшего воина человечества годится не только для того, чтобы высматривать врагов — считать мельчайшую эмоцию с человеческого лица оно также поможет. А если этот навык подкрепить лично авраамовским чутьем дельца, то комбинация получалась предельно смертоносной. На карточном столе, разумеется. Но сегодня другое дело — карта шла сержанту как никогда раньше. Сегодня он на все деньги взгреет космодесантника, творение рук Бога-Императора!
— Ну? — Агнец подавил ухмылку.
— Сто, — Авраам пальцем подвинул монеты в общую кучу, не сводя мёртвого взгляда с Агнца.
Агнец хмыкнул, перевёл взгляд на пару карт в лапище космодесантника. Потом взглянул на свои. Что ж, всё или ничего! Бог-Император его сегодня любит, а Авраам уже плотно сидит на крючке. Сержант потянулся к своим деньгам.
— Берегись! — позади раздался топот лошадиных копыт.