As a friend, as a friend, as an old enemy
Примечание к части * Череп - интерпретируется по разному. И как бесстрашие перед смертью, и как защита от нее. У Грея он набит у сердца еще и как символ того, что оно защищено. Возможно, если я все-таки решусь, то напишу про Грея бонус, объясняя его прошлое, и что именно привело его к жизни байкера.
** Крест - протест против власти.
*** Флаг Конфедерации - просто хочу уточнить, что байкеры прекрасно знали о значении флага (кто не знает, то это был символ Юга в Гражданской войне США за освобождение рабов. Юг был против этого), и они ни в коем образе не используют этот флаг, как символ расизма. Это просто их символ, и ничего более.
**** Чоппер - вид мотоцикла с удлинённой рамой и передней вилкой.
***** Боббер - вид мотоцикла, на котором удалены или сильно облегчены (уменьшены) все детали и механизмы, не влияющие на ходовые качества мотоцикла, но уменьшающие его общий вес.
****** Бон Скотт - солист группы AC/DC на тот момент.
Отступление: Я знаю, что свершила ошибку во времени, и Нирвана на этот период еще даже не существовала, но мне так хотелось, чтобы их встреча произошла именно под голос Курта, что я позволила себе эту вольность. Пусть же краткий миг славы этой бессмертной группы начнется раньше и продлиться чуть дольше. Надеюсь, вы простите мне эту вольность.
«Перевоплощение». Michael Jackson. Fall Again.
Люси приехала из пасмурного и шумного Нью-Йорка. Она смешно щурилась от яркого солнца, часто смотрела на часы и не снимала широкополую соломенную шляпу с атласной розовой лентой, боясь за свою слишком бледную кожу.
— Я не хочу веснушек, — говорила она как само собой разумеющееся, облизывая рожок ванильного мороженого.
Мы гуляли по набережной, слушая шум прибоя и голоса друг друга. Я не помню, о чем мы тогда говорили. Возможно, о жизни или книгах, о Лос-Анджелесе или о концерте Нирваны. Я не помню. Но я помню, как Люси широко улыбалась, показывая пальцем на летевших высоко в небе чаек. Я помню, как закат ласкал ее силуэт, навсегда отпечатывая в моей памяти этот образ — прекрасной девушки, сияющей золотыми и алыми красками заходящего солнца. Наверное, именно этот образ стал моим любимым воспоминанием, ведь именно в тот момент я впервые подумал: «Может быть, эта девушка особенная?».
Люси рассказала, что училась на филолога. Она рассказала, что потратила все деньги, которые прислали ей родители, чтобы добраться до Лос-Анджелеса и пропеть строчки «Come As You Are» за компанию с подругами. Она рассказала, что нисколько не жалела об этом, хоть она и не представляла, как вернется в Нью-Йорк.
— Для этого мы ведь и живем, чтобы совершать безрассудные поступки, не так ли? — сказала она, залившись звонким смехом, и я смотрел на эту девушку, прекрасную и изящную, и не мог поверить, что такая как она могла сорваться с нагретого места в городе подобного Нью-Йорку и прилететь на концерт группы в жаркий и душный Лос-Анджелес только для того, чтобы пропеть строчки любимой песни под голос кумира. Я смотрел и не верил, но словно в опровержение она стояла передо мной, все такая же прекрасная, с широкой счастливой улыбкой и историей, в которой у нее не было денег даже на обратную дорогу.
И тогда я сделал то, чему до сих пор, будучи уже стар и умудрен опытом, не могу дать объяснения. Возможно, это была судьба, а, возможно, мое сердце уже знало то, чего не мог понять разум, но именно тогда с моих губ вырвалось:
— Я могу вас подвезти.
Так в моем стареньком, обклеенном наклейками со всех штатов фургончике на трое суток появилась компания из трех девушек, которые совершенно не вписывались в обстановку пропитанного духом хиппи фургона. Но им это не казалось чем-то странным. Они не косились ни на аккуратно нарисованный рукой Лис пицифик, ни на коллекцию фенечек, развешанных на окне, ни на плакаты Боба Марли, которыми была обклеена крыша. Трое суток путешествия автостопом превратились в разговоры обо всем и одновременно ни о чем, в хоровое пение песен Майкла Джексона, AC/DC и Guns nʼRoses, в перекусы в придорожных кафе и в ветер, трепавший волосы попутчиков. Я не помнил другого такого времени, когда в моем фургоне звучало столько искреннего смеха. И тогда я нисколько не жалел, что выпросил у Гилдартса отгул и поддался внезапному порыву помочь девушке в широкополой соломенной шляпе.
Я помню Леви с еще короткой стрижкой, которая покупала на каждой остановке какую-нибудь выпечку и, оборачивая ее в салфетку, ела маленькими кусочками на протяжении всего пути. Я помню, как Эрза задавала смущающие вопросы и все время останавливала на мне пристальный взгляд, иногда переводя его на Люси. И, кажется, уже тогда она успела понять то, что еще долго не могли понять мы.
В какой-то момент я поймал себя на мысли, что хотел бы растянуть это путешествие подольше, но странная штука время. Оно бежит быстрее именно тогда, когда мы отчаянно хотим, чтобы оно остановилось.
Я помню, как Нью-Йорк встретил нас проливным дождем, и это добавилось в копилку моей неприязни к этому городу. Тогда он предстал передо мной грязной помойкой, серой и безжизненной, не в сравнение яркому и зажигательному Лос-Анджелесу. Я смотрел за всеми этими снующимися людьми, которые не обращали ни на кого внимания, идя каждый в своем направлении, совершенно не замечая ни стариков, ни детей, ни инвалидов. Я смотрел на темно-серый асфальт с пятнами грязно-коричневых луж, смотрел на высокие небоскребы и думал, как могут здесь жить люди? Как могут они дышать этим воздухом? Разве эти стены не давят на них? Разве им не противен этот коктейль запахов из канализации, выхлопных газов и чего-то явно протухшего? Я столько слышал о городе, который никогда не спит, и тогда, смотря за представшим передо мной зрелищем, я был разочарован. Меня не очаровал завораживающим пейзажем Таймс-Сквер, я не обратил внимания на красоту архитектуры. Я смотрел на этот город и, казалось, специально искал в нем недостатки, напрочь игнорируя причину.
А причина тем временем улыбалась счастливой улыбкой ребенка, наблюдая из окна, по которому нещадно били капли дождя, за серыми и бездушными улицами города. И смотря на нее, я не мог понять, как мог Нью-Йорк вызывать в ком-то такое неподдельное счастье?
Я помню, как стоял на мокром асфальте, нервно сжимая руки в карманах мешковатых джинсов. Редкие капли дождя скатывались мокрыми дорожками по моему лицу, а я мог лишь стоять и думать, смотря на девушку, которая отвечала мне долгим пристальным взглядом, словно ожидая чего-то, чего я и сам не мог понять.