Weekend
Вечер. По свежему, пахнущему мокрым асфальтом и сиренью городу, идёт человек в старомодном цилиндре и тёмном, не по сезону тёплом пальто. Все пуговицы на этом пальто чёрные, как антрацит, кроме верхней: она отливает всеми оттенками синего, и кажется, что в ней заключены все когда-либо пролитые слёзы этого мира. Человек в чёрном цилиндре идёт по мокрой мостовой, и, если взглянуть в его глаза, срытые за светлыми, непонятно где выгоревшими, неожиданно густыми ресницами, можно увидеть, что они такие же синие, как та самая пуговица, как июльское небо, синие, как целое поле васильков после дождя, как сразу все моря этой вселенной, синие, как сливы в твоём саду, как самая чистая печаль, синие, как сама смерть и жизнь в одном бесконечно любящем и ненавидящем одновременно лице... Человек в чёрном цилиндре идёт по мокрой мостовой и не обращает внимания на синие цветы, которые распускаются там, где проплывает его тень, эти цветы пробиваются прямо сквозь камни древней как мир мостовой, к звёздам, вышедшим наконец из дома на прогулку, люди ещё долго будут удивляться, они не раз зададутся вопросом: «Как я мог не заметить?» Подумают: «Переработал, закрутился, ничего удивительного», и успокоят себя грядущими выходными.
Он почти по привычке, не задумываясь проходит сквозь не существующий двор, с синими, как вчерашнее ночное небо домами, на некоторых из них есть звёзды - и идёт дальше, к находящемуся совершенно точно не здесь и даже не близко давно закрытому кафе, но оно, конечно, открыто. У человека с невозможно синими глазами и светлыми выгоревшими волосами настолько редко бывают выходные, что было бы кощунственно пренебрегать ими. Он подходит к барной стойке- никто, конечно, из-за неё не выйдет, но на столешнице лежит записка: «Подумал, вдруг зайдёшь?» - человек улыбается и берёт бледно бледно-голубой стакан с соком неизвестного фрукта, этот сок такой же бледно-голубой, как и слёзы последней клиентки. У неё умер брат, вообще многие сейчас умирают. Этот невозможный тип встряхивает головой, отгоняя тревожные и совершенно не нужные в единственный за последние три года выходной мысли, встаёт, поправляет своё пальто и выходит из кафе. Он проходит по всем улицам своего города и останавливается у странного синего зеркала, это зеркало отражает нежные руки чьей-то матери, они держат скромный неумело собранный букет из ирисов. Стебли неровно оборваны, листья помяты, но женщина так искренне рада заботе ребёнка, что этот непрезентабельный букет в миг становится более значимым, чем сотни других, аккуратных и красивых. Человек довольно улыбается, побольше бы таких маленьких чудес в этот город и идёт дальше.
Внезапно к нему подходит маленькое создание в синем лоскутном платье. Такая необычная белокурая девочка с наивными голубыми глазами, отдаленно напоминающая человеку в пальто его собственное детство: Утро. Букет гиацинтов для бабушки, робкие попытки найти общий язык с окружавшими его детьми, первые уроки музыки и живописи, долгие вечера, проведённые за душевными посиделками с чаем на кухне. Всё это сделало его именно им, а не кем-то другим, человек с синими, как сон, глазами остановился перед девочкой, та лишь слабо улыбнулась ему и растворилась в темноте безлунной ночи. Призрак, ну конечно, человек хлопает себя по лбу, смеётся и идёт дальше, напевая какую-то неуловимо знакомую каждому, но при этом не узнаваемую мелодию, мелодию детских снов, мелодию простоты и наивности, мелодию, играющую в сердцах детей постоянно и лишь изредка заглядывающую к взрослым, которые вырастают из неё, как из тесной ночной рубашки, мелодию слишком естественную для понимания, она так подходит для описания жизни, что даётся далеко не каждому, а те, кому даётся, зачастую оказываются слишком рассеянными, чтобы её запомнить. Человек в чёрно-синем пальто как раз из таких рассеянных мечтателей, которые даже не пытаются запомнить эту музыку, они просто пропускают её через себя, заставляют прочувствовать момент, наслаждаются её течением, его музыка была синей, как последний летний дождь.
Человек идёт и улыбается своим мыслям возможно он вспоминает как друг в позапрошлом ноябре напортачил с погодой. Тогда по берегам реки и во всём городе буквально за несколько часов выросла и созрела жимолость или как на ярмарке года три назад открыли с ним кафе-ларёк, где для смеха, продавали только синие и красные лакомства, говорили, что без красителей, и безбожно лгали, раздавали туман в бутылках, зарю, разложенную по банкам, им говорили, что они делают лучший сок и желе в городе. А может он вспоминает что-нибудь совсем другое - кто разберёт этого человека в чёрном цилиндре.