Сам же Виталий иногда, время от времени, шутил дома, и юмор этот был однообразным, - он, вдруг, вскакивал среди ночи с кровати, где спал с женой, врубал свет и резко кричал на супругу: «Лежать, суки! Ща всех замочу!». На что жена, уже зная этот его репертуар, отвечала строгим голосом: «Виталий, завтра зайдёшь, за квартиру заплатишь, и купи на рынке баклажанов, хочу их с фаршем запечь, как ты любишь!». После этого боевая разведка приходила в себя, стирала со лба холодный пот и говорила: «Ой, извини, Ириша, опять… Да, конечно, всё сделаю. Баклажаны – это вещь». Все снова ложились и благополучно засыпали. В офисе Виталия уважали за взвешанность в суждениях, серьёзность в делах и трудовую дисциплину.
* * *
По штатному расписанию в учреждении трудились 35 человек, включая уборщиц, сантехника, дворника, охрану и курьеров. Транспортные экспедиторы и грузчики стояли отдельно. Роман занимал должность заместителя директора по контрактно-финансовой работе. Он был правой рукой директора и, по сути, координировал работу всех отделов и подразделений «Кентавра», функции и обязанности которых часто смешивались и накладывались друг на друга. В этом смысле деление на отделы было номинальным, но необходимым для чёткости структуры и привязки ответственных к этапам процесса закупок и перепродаж.
От заключения контракта на поставку продукции с производителем шампуня на вагон продукции, или копчёной колбасы на тридцать тонн до подсчёта рыночной цены и реализации потребителю через торговую сеть – всё это, так или иначе, входило в обязанности главного спекулянта Романа, - наблюдать и контролировать. Само слово «спекуляция» с латинского означало «наблюдать, шпионить, отслеживать». Разумеется, с выгодой для фирмы и для себя. Складские помещения, гаражи, транспорт были тоже объектом наблюдения первого зама.
Роман быстро уяснил, что посредник – профессия, востребованная рыночной революцией, сложная, интеллектуальная, но и весьма доходная. Этот наблюдатель находится между бедолагой-трудягой, полностью поглощенным своей работой, словно играющий ребёнок, производством и растерянным изобилием товаров покупателем (тот же трудяга, вышедший за ворота фабрики, пенсионер, доживающий свою жизнь в магазинных отношениях), заряженным на заботу купить какой-нибудь товар (часто совсем ненужный) получше и подешевле. Реклама кошмарила обывателя, который превратился в шопоголика-потребителя, появился целый класс «акционеров» - покупателей «по акции». Хотя, в принципе, для жизни ему вполне хватило бы избушки с печкой, чашки овсяной каши, или отварных корней лопуха, чтения Библии и молитв.
Роман чувствовал себя чем-то вроде тамады, или свата на свадебном рынке жениха-покупателя и невесты-товаропроизводителя, и удивлялся тому, каким образом в эпоху социализма обходились без посредника, ключевой фигуры современного общества.
Сотрудники «Кентавра» в своём большинстве состояли из людей новой продвинутой генерации, оптимизированных и просвещённых до мозга костей. Время требовало, чтобы современный человек стал завершённым художественным образом, неким литературным типажём, который, словно стеклянная колба со спиртом, должен просвечиваться насквозь, без остатка. Мистику и фэнтези можешь читать-смотреть дома, на работе же ты должен быть исчерпывающе понятен, и прежде всего, для босса. Глаза пожирали тайну, которая превращалась в кривой уголёк сгоревшей спички. Трендом стал взрослый ребёнок, который ребёнком не прикидывается, а является таковым в реальности. Ребёнок должен смотреть на начальника-Зевса с трепетом и обожанием. И всё, делов-то, весь кодекс для успешной беззаботной жизни.
Отделом контрактов заведывал Никита Ракитин. Он не был человеком скандальным, но в плотном напряжённом процессе работы по заключению контрактов с производителями, Никита умудрялся находить место и паузы для своих личностных капризов и желаний: его никто не мог заставить работать в авральную субботу, ездить на заключение договоров на общественном транспорте вместо служебной машины, показывать пропуск охраннику, не опаздывать на службу и тому подобные «завихрения». Роман считал его истинно свободным человеком в современном и максимально упорядоченном мире.
Но Ракитин был незаменим при переговорах с производителями и соблазнении их на оптимальную (то есть заниженную) оптовую цену на продукцию. Здесь он был художником-дипломатом, используя природный талант убедительности и обворожительности. «Алексей Викторович, - ласково говорил он директору кондитерского комбината, - поймите, ну, никак не пойдёт сливочный торт за восемьдесят рублей. Современный тренд – это уменьшение торта колхозных размеров до пирожного и батончика, персонализация продукта. Мы его не успеем продать, срок годности закончится. 69 рублей – его красная цена. Вот, вы же не приносите своей семье по торту каждый день. Подумайте сами». Алексей Викторович нехотя соглашался и подписывал контракт на поставку. Грива блестящих волос, вымытых наукоёмким шампунем, позолоченые очки с небольшими стёклами и грустными большими глазами под ними, прогонистая угловатая фигура, кремовая сорочка, чуть коротковатая костюмная пара, - таков был образ Никиты Ракитина.