– Отец! Советник До'ош!
Они обернулись на оклик, и До'ош едва сдержал восторженный возглас (на этот раз он не забыл тщательно заблокировать собственное эмпатическое излучение - не приведи Ушедшие, она почувствует!). Леа стояла так, что заходящее солнце своим нижним краем касалось ее головы, и словно покоренное расплывалось по фигуре девушки, наполняя своим сиянием каждую волосинку, окружая ее полыхающим ореолом. Солнце словно признало ее и своей дочерью, и теперь спешило щедро делиться частью тепла и света, чтобы даже наступающая ночь не смогла поглотить ее.
Так До'ошу и запомнилась Леа: стоящая на фоне еще светлого неба, и рушащийся за ее спиной шар солнца, и текущий по фигуре, по шерсти огонь: И в сиянии чудесного ореола все то, что До'ош не мог описать, вдруг волшебным образом гармонично соединилось воедино, и ее красота сверкнула даже ярче светила Аполлона-2.
Это был последний спокойный день!
2.
Среднего роста мужчина стоял в длинной галерее у огромного окна и смотрел наружу, в сгущающиеся сумерки. Он был молод, но в коротко подстриженных под армейский "ежик" волосах уже пробивались пряди седины, мелкая сеточка морщин у глаз тоже говорила про нелегкую жизнь. Время сейчас было такое, что возмужание приходило рано, а седина становилась чуть ли не всеобщей меткой побывавших в зоне конфликта.
Старший лейтенант сил безопасности Ханнуан Соло смотрел, потирая гладко выбритый подбородок, как из купола ближайшего к заградительному полю бетонного бункера вышли двое килрачей, как рядом появилась фигура третьего. Расстояние не позволяло рассмотреть их в деталях, но это его особо и не интересовало, да и рассматривать-то было нечего. Килрачи про что-то коротко переговорили между собой, и вместе поспешили к центру концентрационного лагеря; как знал Ханнуан, там они организовали что-то вроде лазарета.
– Любуешься? - послышался из-за спины веселый голос. Маленький, похожий на хорька человек с острыми чертами лица в форме пилота подошел к окну и с любопытством уставился на панораму лагеря.
Соло покосился на него и про себя усмехнулся: Николай Белов, пилот-истребитель и его старый друг, как всегда не позволял унынию или грусти приближаться к себе даже на пушечный выстрел. Честно говоря, он никогда не встречал людей с таким безудержным оптимизмом и верой, что все будет хорошо, но, к сожалению, не мог полностью разделить его уверенность в том, что все будет хорошо.
– Ничего я не любуюсь, - наконец коротко ответил Соло, прищуриваясь: солнце почти скрылось, но отблески заката били прямо в лицо. - Я все думаю, что зря лагеря организовали именно здесь, на Аполлоне-2, да и "котов" тут слишком много. Не нравится мне это!
– Опять ты за свое! Мы этих гадов держим за глотку так, что они и пискнуть не могут. Да и сколько их тут…
– Достаточно! - резко оборвал его Соло. - В лагерях около десяти тысяч "котов", а население Аполлона-2 всего в полтора раза больше. Гарнизон насчитывает примерно тысячу солдат, еще полторы тысячи - силы внутренней безопасности.
– А флот? - искренне удивился Белов. - Две с половиной дивизии, сто двадцать крейсеров, две боевых базы, свыше пяти тысяч истребителей и бомбардировщиков. Да мы в порошок этих килрачей сотрем, если что!
"Сотрем…" Соло ничего не ответил на импульсивный возглас друга, но внутренне был вынужден признать, что свой резон в словах Николая есть. С момента организации концентрационных лагерей для цивильных пленников тут, на Аполлоне-2, у них почти не было проблем с килрачами. "Коты" вели себя смирно, словно смирившись с поражением и выпавшей им участью, но это и беспокоило старшего лейтенанта сил безопасности. Или коты надеялись, что отступление их флота - вещь временная и их скоро вызволят, или…
– Возможно, ты и прав, Николай, - вздохнул он. - Просто мне хотелось бы, чтобы тут было больше войск, на случай чего-то серьезного.