Не раздеваясь, только скинув домашние туфли, Герда тихо отодвинула дверь душевой кабины и, шагнув внутрь, чуть не заорала - Кальдмеер, включил едва теплую воду, которая обдала Вальдес с головы до ног, заставив ее всю покрыться гусиной кожей. Но ледяная вода до странности гармонировала с чем-то холодным и цепким, что медленно созревало у Герды в груди. Ей не впервые приходилось находиться рядом с обнаженным мужчиной, однако именно сейчас она была охвачена волнением, точно ей предстояло лишиться девственности.
Еще не вполне осознавая, что собирается делать, она шагнула к Кальдмееру и коснулась его лица, прижала ладонь к его изувеченной щеке. Только тут он, кажется, понял, что рядом с ним есть еще кто-то; открыл глаза, увидел Вальдес и вдруг схватил ее за плечи, не давая приблизиться.
- Что вы?.. - вылетело у нее. По выражению его лица, по его взгляду она видела, что он хочет того же, что и она, но тогда какого черта пытается отстранить?
- Герда, - заговорил он тоном человека, решившегося на самоубийство, - мне нужно вам сказать…
- Хватит болтовни, - отрубила она, продолжая гладить его по щеке и ощущая, как с каждым ее движением его хватка неуловимо слабеет. - От нее слишком много хлопот.
И, понимая, что он не сможет ее удержать, даже если захочет, рванулась к нему, обняла за шею обеими руками и приникла к его губам, невообразимо, даже под струями холодной воды горячим. Он медлил еще секунду, но ответил, почти впился в нее, с такой силой обнимая, что она враз забыла о холоде, который окружал ее со всех сторон и липнул к спине тканью намокшего халата. Холод этот точно повиновался Кальдмееру и отступал там, где тот касался Герды; а касался он везде, беспорядочно шаря руками ей по спине, зарывался пальцами в волосы, и ни на секунду не обрывал поцелуя, и черт возьми, это было прекрасно - до того, что Герда в какой-то момент ощутила себя просыпающейся от долгого, муторного и безумного сна. Она помогла Кальдмееру избавить себя от одежды, зашвырнула ее беспорядочным комом куда-то в угол, подставила под поцелуи шею и грудь, а потом почти в голос застонала, когда ощутила короткое, ласковое поглаживание в промежности.
- По… постой… - пробормотала она, захлебываясь от воды; каким-то образом они успели поменяться местами, и теперь Кальдмеер прижимал ее к стене, жадно целуя ее плечи. - Ты хочешь прямо здесь? Ты же меня… одной рукой… не удержишь…
Он оторвался от нее с явным трудом - Герда почувствовала, как ноет кожа в тех местах, где поцелуи Кальдмеера наверняка оставят следы, - и сказал неожиданно спокойно, только немного хрипло:
- Я знаю.
И скользящим, почти изящным движением опустился перед ней на колени.
Все, что требовалось дальше от Герды - не забыть, как надо дышать, но она не справлялась и с этим; у нее подгибались ноги, и она непременно упала бы, если б Кальдмеер не придерживал ее здоровой рукой. Она платила ему тем, что вцеплялась ему в волосы, изредка направляя его, хотя в этом не было большой необходимости - он как будто заранее знал, где и как нужно ее ласкать. Она хрипло вскрикивала с каждым точным движением Кальдмеера, извивалась и толкалась ему навстречу, но когда сладкая дрожь, волнами пробегавшая по ее телу, стала слишком сильной, нашла в себе силы его отстранить.
- Герда?.. - взгляд Кальдмеера был мутен и расфокусирован, как у слепого. Едва ли он мог после такого говорить своими обычными вычурными фразами… Усмехнувшись своей мысли, Вальдес с трудом подняла ставшую свинцовой руку, на ощупь добралась до крана и выключила, наконец, воду. Стало очень тихо и почти неуютно.
- В постель, - приказала Герда севшим голосом. - Не могу больше. Хочу тебя. По-настоящему.
Очевидно увидев в ее словах определенный резон, он повиновался. В спальне им пришлось прождать еще пару минут, пока Герда копалась в сумке в поисках презервативов - по счастью, нашелся хотя бы один, и она помогла новоиспеченному любовнику управиться с ним, ибо орудовать в таком деле одной рукой ему было все еще затруднительно. За время этого копошения возбуждение как будто пошло на спад, но Герда чувствовала, что это обманчивое чувство - уложив Кальдмеера на спину и оседлав его бедра, она поняла, что знакомая щемящая жажда подкатывает к ней с новой силой.
Он все стремился судорожно ухватиться за нее, точно боялся, что она сейчас исчезнет, и она устроила его ладони у себя на талии, одновременно направляя его в себя. Почувствовав себя в ней, он нетерпеливо дернулся, стремясь войти целиком - слишком резко, отчего она сдавленно зашипела ему в плечо, - но тут же успокоился, предоставляя ей задавать плавный и неторопливый темп.
- А ты только выглядишь снеговиком, - засмеялась она, вновь целуя его. - Так и знала…
Никакого словесного ответа она, конечно, не дождалась, но, отзываясь на поцелуй, Кальдмеер погладил ее по щеке с внезапной нежностью, от которой у Герды захватило дух больше, чем от всего остального. Полностью забываясь, она ускорила движения и сжала бедра в исступленной попытке поймать оргазм, и когда ей, наконец, удалось сделать это - почти упала на Кальдмеера, только чудом не потревожив его раненую руку, и мелко, часто задышала, ощущая, как он крупно дрожит, когда удовольствие настигает и его.
Какое-то время они лежали так - она восстанавливала дыхание, уткнувшись ему в шею, а он, как она чувствовала, повернул голову и глубоко вдыхал запах ее мокрых волос. Постельное белье тоже было мокрым - конечно, им было не до того, чтобы вытереться, выходя из душа…
- Кажется, повязка промокла, - сказал Кальдмеер Герде в самое ухо. - Надо сменить…
- Надо, - согласилась она и осталась лежать.
Кальдмеер тихо вздохнул.
- Герда, мне очень не хотелось бы засыпать в таком положении.
- Ладно, ладно, - буркнула Вальдес, скатываясь в сторону и отпуская любовника на волю. Ее одолевала дремота, и она не смотрела, что он делает - просто уткнулась в подушку и, попросив его не включать ярко свет, смежила веки. Она думала полежать такнемного, а потом, когда Кальдмеер вернется - заснуть, обняв его, но провалилась в сон сразу же, стоило ей закрыть глаза. Впрочем, до нее все же донеслось смутное, будто приглушенное помехами, ощущение, как он снова ложится рядом и, выключив ночник, сам ее обнимает - крепко и тепло, так, что из этих объятий никогда и никуда не хотелось ускользать.
Во сне Герда не видела ничего.
***
Утро казалось серым, как и всегда с похмелья - все-таки вчера они выпили больше, чем стоило бы, но Герда уже привыкла не обращать на это внимания. Кальдмеер явно чувствовал себя хуже, чем она, и остановившимся взглядом смотрел, как растворяется в стакане с водой таблетка аспирина, даже на поцелуй за ухом среагировал как-то вяло.
- Не вешай нос, - сказала ему Герда, бросая в сумку так и не высохший за ночь халат. - Уже сегодня будешь дома.
Его ее слова вовсе не вдохновили - напротив, он еле заметно сгорбился и приобрел еще более скорбный вид. Какой-то реакции от него ожидать было сложно - захочет ли он, когда им сегодня придет время расходиться в разные стороны, просто забыть обо всем или…
Сославшись на то, что хочет взять кофе в автомате внизу, Герда торопливо вышла из номера. Сердце ее заходилось в таком бешеном ритме, что она сама испугалась на секунду того, что с ней происходит - поэтому не дошла даже до фойе, села на ступеньки лестницы и прислонилась к прохладной, выкрашенной в болезненный желтый цвет стене.
“Или” выглядело угрозой. Герда попыталась представить, как они с Кальдмеером обменяются номерами телефонов, а потом… что потом? Начнут встречаться, как все люди, которые называют себя нормальными? Она бросит дело, бросит Альмейду и станет добропорядочной женой клерка, осядет дома, будет вечерами ждать супруга с работы, рожать ему детей и копить на летний отпуск во Флориде? При одной мысли об этом Вальдес почувствовала, как к горлу подступает смех. Дело было даже не в том, что она совершенно не умеет готовить или в том, что ее же бывшие друзья поднимут ее на смех - просто эта жизнь, которую называют нормальной, была не для нее. Возможно, встреть она тогда в клубе не Альмейду с Роке, а какого-нибудь “нормального”, который предложил бы ей быть с ним, она бы сумела к ней приспособиться. Но сейчас уже поздно. Она принадлежит к совсем другому миру, этот мир стал ее сутью, а свою суть она никогда уже не сможет изменить.