Вот тогда, когда увидел меня живой, без единой царапины, да еще с данными, он спросил: хочу ли помочь монархии? Ответ был, естественно, положительный. «Я боюсь за тебя, но никого лучше найти не могу». Через день Терренс пришел ко мне ночью, вокруг шеи был намотан шарф, за плечом винтовка в прицелом, на руке свежий бинт с лечебными знаками ― по ходу, крыло задело. «Иди. Тебя твой ждет!» ―пробурчала Гала. Она осуждала, как и все остальные, наши отношения с Терри. Зависть, обвиняющие взгляды, мол, все воюют, а я романы кручу. Стыдили, завидовали, жалели.
Терри сразу же меня обнял, уткнувшись в мою немытую голову, и замер. Стало страшно. Неужели его посылают в бой на Вагор, где сейчас, по слухам, развернулся ад, так как нацисты достали себе откуда-то новые боеприпасы?
― Что случилось? Тебя отсылают на задание?
― Помнишь, я спросил, готова ли ты помочь Императрице?
― Конечно же, помню! Конечно же, да…
― Есть шанс остановить войну…
― Как? ― удивилась я. Над ухом Терри я видела первую проседь.
― Разбудив Императрицу.
Я смотрела на него, не понимая. Он был слишком серьезен для шуток, да и кто же смеется над этим?
― Послушай, Джесс, то, что я тебе предлагаю, это… ― Он замер, подбирая слова. ― Мы можем по-настоящему поменять исход войны. Есть способ, есть шанс!
В его глазах горел огонек безумия. Я смотрела и понимала, что даже если это часть сумасшедшего плана, то я согласна. Каждый день ждать смерти разве не сумасшествие? Я согласна. На что угодно, лишь бы не снимать солдат с цели, не ждать выстрел снайпера, и уж тем более, если сумасшествие дает шанс предотвратить падение бомб, то ― да. Терренс говорил что-то про лабиринт, про докторов анимагии, про лекарство и прочее. Я же не слушала, лишь спросила:
― Что нужно делать? Я согласна.
Так был подписан негласный договор между мной и империей.
Фокс со вздохом, не отрывая от меня взгляда, откинулся на спинку стула. Наверное, думал, что со мной делать. Увы, я им была нужна живой, неважно, насколько владела информацией.
― Я думаю, вчера Терри был слишком… суров с вами. Уверен, он переживает! Такие чувства и связь не теряются так просто.
― Двенадцать лет прошло. ― Я дожевала второй сэндвич. Инстинкт самосохранения подсказывал не показывать, насколько я задета холодностью и безразличием Терри. С Фоксом, вообще, чутьё, которое ни разу меня подводило, выдавало быть крайне осторожной в любых своих проявлениях.
Всё было странно с ним. Да даже, если всё было действительно так, как он говорил? Я бы вела себя так же! Эмоции ― первое оружие против тебя, но, увы, я часто нарушала это правило.
Фокс встал из-за стола и подошел к окну. Замерев в позе, он внезапно начал какую-то пространную речь о чувствах, войне, о том, как изменяется человек, но его сущность остается той же.
Солнце лилось из окон нам на стол, подсвечивая отполированную древесину, и дерево под слоем лака будто ожило и показало свою красоту, золотое нутро с прожилками. Отчего-то захотелось положить голову на стол, будто маленькая, лечь щекой, подставив другую для солнышка и закрыть глаза, попробовать раствориться в этом тепле и золоте лучей и дерева стола. Я, когда была ребенком, любила так делать, при этом становилась невидимой для всех. Так я оттачивала свои способности Нимфы. Некоторым девочкам это давалось тяжело, мне же нужно было только желание исчезнуть, раствориться в природе ― и всё! Глупый мальчишка из соседнего двора часто восхищался тем, как искусно я растворялась. Вся, до ниточки на мне! До любого предмета в моей руке. Иногда, чтобы выпендриться, я умудрялась сделать и его невидимым, правда, ненадолго, пока его дед искал мальчишку по двору, чтобы дать взбучку за какой-нибудь проступок или непослушание. Воспоминания такие стертые, такие теплые и золотые, как это нагретое на солнце дерево.