― Розу, ты должна повернуть ее.
Я кончиками пальцев начала ощупывать потолок. Линии, словно шрамы, прорезали камень. Императорская роза расцветала на потолке. Чем же ее выжгли? Она была изображена не совсем правильно: внешний круг не сочетался с внутренним.
― Повернуть, говоришь… ―прошептала я. Не понимая, как это будет, я поставила пальцы в борозды рисунка и сделала поворот. Рисунок с легкостью поддался. Просто так. Линии начали перемещаться, будто они не высечены в камне, будто я поворачивала лист на гладкой поверхности стола. Пару раз повертев, я наконец-то нашла нужное положение и отпустила. Затаив дыхание я ждала, что произойдет что-то. Но ничего не отодвинулось, не громыхнуло, не рухнуло.
― Ничего не произошло, ― произнесла, глядя на тупик.
― Обернись, ― сказал Норман.
Я так и сделала. Внезапно позади нас в тоннеле сверху образовалось что-то, что давало свет.
Я сняла очки. Вокруг была темнота, но впереди откуда-то падал столб света, вычерчивая круг.
― Добро пожаловать домой! ― прошептал Нортон.
Я сглотнула ком в горле. До меня дошло, что это: мы были на дне колодца. В один из таких скинули мое тело тринадцать лет назад в таком же холодном ноябре, из которого я только что пришла.
Норман
― Кротовые норы… ― прошептала я, вспомнив, что говорил Джек. Я стояла и смотрела вверх ― на небо. Надо мной разливалась синева. Там было светло, там был день. Я сощурилась. Надо мной навис вертикальный туннель колодца, длинный, со сплошной темной кладкой без выступающих камней и слишком широкий ― не получится, как в детстве, расставив руки и ноги, попробовать подняться.
― И как мы отсюда выберемся? ― Я наконец-то смогла посмотреть на своего спутника и разглядеть: худощав, небрит, волосы зачесаны на одну сторону, одет тепло, грязноват от пыли, но видно, что не беден, ― логотипы хороших спортивных вещей выдавали его. На рукаве знак пумы в прыжке был слегка поцарапан, наверное, задел о стену. А вообще, у меня сложилось впечатление, что я его уже где-то видела.
Норман начал осматриваться. Я же почувствовала легкое головокружение и слабость в теле. Может, это последствия перехода?
― Вот. Давно я таким не пользовался. ― Я смотрю под ноги, куда он указал.
Среди пожухшей травы и мха на камне все еще можно прочитать знак норы. На секунду меня охватывает радость: это доказательство, что я вернулась.
― А получится? Мы же другие…
― Посмотрим. ― Парень сплевывает и протягивает руку. ― Дай винтовку.
Несколько мгновений на раздумья. Там, действительно, возможно, что кто-то следит за Колодцами. Отдаю оружие, ощущая сразу облегчение и усилившееся головокружение.
― Шлем возьми. ― Я отстегиваю его и снимаю. Моя балаклава тоже уже не нужна, хотя она и защищала от холода, я стаскиваю ее с себя. Гарнитура не работает, вынимаю ее из уха и кладу в карман брюк. Новый напарник с интересом рассматривает меня, пытаясь делать это незаметно.
― Меня убили, а тело скинули в колодец, ― зачем-то рассказываю ему, пытаясь сбить тему.
― Мое тоже. Только раньше. В бою. Мы защищали Колодцы, когда прилетели нацисты.
Я вспомнила тела в тот день: опухшие, порванные, гниющие.
― Как? ― не удержалась. Посмотрела в его карие глаза.
Он пожал плечами.
― Как работают колодцы? Боюсь, тебе ни с этой стороны, ни с той не ответят. Это аномалия, чудо, непонятное.
― Нет! ― Я замотала головой. ― Как они работают, более-менее я поняла. Это один механизм… Это как куча дверей, ведущие в одну комнату. Я про то, как ты понял, что тебя скинули? Ты же мертв был. Меня пристрелили у колодца, и умерла я, по ходу, падая в него. Но ты… Шел бой, а очнулся… Где? В Берлине, как и я?
― Типа того. Мы должны были дождаться разведчицу, чтобы получить следующий план действий. Но ночью был налет. Нас было мало. И мы выслали одного из наших на подмогу.
― Вас пытали?
― Избивали. А дальше все просто. Пуля в голову ― и бросали в колодец.
Я видела бледное лицо и раскрытые от ужаса глаза. Он все эти годы помнил и жил в этой ночи, как и остальные, как и Джек.