Глава десятая
ДЕРЖАТЬСЯ ДО ПОСЛЕДНЕГО
1
Что было?
Лихорадка боев, дороги через пустыню, красные кубики теплушек, вереницы эшелонов, разрушенные станции, сожженные кишлаки, палящее солнце, безводье и пески, пески, пески - зыбучие, обжигающие, бесконечные...
Водоворот гражданской войны бросает Хамзу из одного конца Туркестана в другой - от Бухары до Ташкента, от Чарджоу до Ферганы. Начавшаяся английская интервенция застает его в Байрам-Али. Очередная вспышка активности басмачей - и он уже в Маргилане. И везде - в теплушках, в седле, у костра в пустыне - он непрерывно пишет. Под грохот канонады, или прислушиваясь к отдаленным выстрелам, или в оглушительной ночной тишине Каракумов, глядя на близкие звезды, он заполняет карандашом одну тетрадь за другой. Им овладела новая страсть - театр, живое горячее слово, прямо обращенное к человеку - зрителю и слушателю.
Но сцены пока нет, сцена - атаки и перестрелки, рампа - цепочка бойцов, рассыпанная в обороне, драматизм событий хлещет через край, и никакой фантазии не сравниться с тем, что происходит на самом деле в жизни, обнаженной великим конфликтом прошлого и будущего, распахнутой яростным сюжетом смертельной борьбы людей настежь. И он спешит запечатлеть эту жизнь - эту драматургию опоясанных пулеметными лентами характеров, эти непримиримые коллизии сражений, эту правду завязанных и развязанных клинками интриг. Подмостки будущих спектаклей трещат от гула оваций артиллерийских залпов, эхо взрывов сотрясает партер и ложи. Трагический занавес жизни над искореженными декорациями бытия, над свежими могилами боевых товарищей, остающимися после боев и сражений, не закрывается ни на минуту.
В походах, в перерывах между боями он заканчивает комедию "Мухтариат", пишет новые пьесы "Бай и батрак" и "Наказание клеветников". В недолгие недели пребывания в Фергане, когда вокруг бушевал огонь басмаческого движения, когда укрывшееся в горах реакционное духовенство объявило Советской власти газават - священную войну, Хамза случайно знакомится с несколькими профессиональными русскими актерами, заброшенными сюда и застрявшими в Средней Азии по прихоти вольной . музы гастролей еще до революции.
Актеры пробавляются у любителей сценического искусства полулюбительскими спектаклями, взимая единственную форму вознаграждения кормление на месте. Вокруг них группируется талантливая молодежь из числа местной узбекской и татарской интеллигенции, в основном - учителя, среди которых популярность Хамзы, как поэта и организатора школы ускоренного обучения грамоте, очень велика.
И у Хамзы возникает счастливая мысль - создать передвижную агитационную труппу для обслуживания частей Туркестанского фронта. (Впоследствии эта труппа своим революционным репертуаром привлечет к себе внимание одного из работников политотдела Туркестанской армии Дмитрия Фурманова - будущего автора "Чапаева". Он вызовет ее в Ташкент, зачислит в штат политотдела, и она получит официальное название - "Первая политическая передвижная труппа Туркестанского края".)
Хамза быстро пишет текст агитационного спектакля "Трагедия Ферганы", посвященного борьбе с басмачами в Ферганской долине. Считанные дни уходят на репетиции, и вот спектакль готов.
Он имел небывалый успех - сценическое действие сливалось с бушующими вокруг событиями, нередко зрители, бойцы и командиры узнавали среди действующих лиц тех, с кем они всего несколько часов назад сражались неподалеку от города.
Спектакль шел по нескольку раз в день. И чуть ли не на каждом представлении в первом ряду сидел один из главных персонажей пьесы - лихой командир Красной Армии, друг, товарищ, боевой соратник Степан Соколов, выведенный в пьесе, конечно, под другой фамилией, но тем не менее имеющий со своим реальным прототипом почти фотографическое сходство.
Так начинался узбекский национальный театр. "Трагедия Ферганы" была его "Чайкой". Репертуар складывался под грохот выстрелов. Герои выходили на сцену и входили в зрительный зал одновременно.
Здесь же, в Фергане, у Хамзы произошла еще одна встреча.
Однажды его пригласили на концерт народной узбекской песни, музыки и танца. Сначала пел Кары Якубов, а потом на сцену под звуки бубна выбежала... Зульфизар.
И у Хамзы мгновенно созрело решение ввести в "Трагедию Ферганы" и песни Якубова, и танцы Зульфизар. Народная, национальная выразительность спектакля от этого должна была сильно выиграть.
Он подошел к Зульфизар после концерта, они вспомнили Коканд, знакомых, близких... Хамза предложил танцовщице вступить в свою труппу. Зульфизар согласилась.
Эта встреча многое определила в дальнейшей судьбе Хамзы.
Шел 1919 год. Агитационный поезд "Красный Восток"
медленно двигался по пустыне. Три театральных труппы находились в эшелоне - узбекская, татарская и русская. Все артисты, числившиеся в списках личного состава политотдела Туркестанской армии, были одеты в военную форму. Шефство политотдела имело много преимуществ. И самое главное состояло в том, что артисты получали от него финансовую поддержку. И поэтому все спектакли показывались бесплатно. А это увеличивало число зрителей во много раз.
У каждой труппы свой вагон. Еще один вагон - походная типография. Еще один - киноустановка. А большую часть теплушек занимал кавалерийский эскадрон - охрана поезда. Командиром эскадрона и начальником всего эшелона по ходатайству Хамзы был назначен решением Реввоенсовета Туркестанской армии Степан Петрович Соколов. Хамза руководил театральной частью, кино и типографией.
Поезд двигался еле-еле, в гору. Степан и Хамза сидели на открытой платформе, которая во время спектаклей служила сценой. Соколов курил, Хамза молча смотрел на пустыню.
иногда записывал что-то в лежавшую перед ним тетрадь.
А на соседней платформе среди декораций Зульфизар учила узбекским танцам актрису русской труппы Машу Кузнецову.
Аккомпанировал на гармошке молодой боец. Он тоже разучивал незнакомую мелодию. Пальцы не слушались его. И зрители, кавалеристы эскадрона, занимавшие крышу следующей теплушки, посмеивались над аккомпаниатором.
- Красивая женщина, - глядя на Зульфизар, сказал Соколов.
- Что, что? - не понял Хамза.
- Красивая, говорю, бабенка, Зульфизар-то наша.
- Да, да, красивая, - рассеянно согласился Хамза.
- И Маруся тоже ничего...
- Что?
- Да ты оглох никак, парень? Или ослеп? Красоту вокруг себя не замечаешь.
Хамза засмеялся и поправил наброшенную на плечи шинель.
- Смотри, Степа, хлопок цветет, отары овец бродят, кони пасутся, на бахчах дыни лежат, арбузы, а в садах виноград висит, яблоки, гранаты... А как цветники хорошо пахнут!
- Где арбузы? Где виноград? - завертел Соколов головой. - Какие еще дыни?
- Да вот же они, вокруг нас... И синие реки текут, и голубые арыки...
- Где реки?! - вскочил Степан, испуганно озираясь. - Нет никаких рек, и арбузов нету... Одна пустыня желтого цвета.
- Будут, Степа, обязательно будут... За что же мы тогда бьемся с басмачами и баями?
Соколов сел, погрозил Хамзе пальцем.
- Пьесу, что ли, новую сочиняешь?
- Нет, просто мечтаю.
- О чем?
- О будущем...
Степан подкрутил усы, подтянул голенища хромовых сапог.
- Ты лучше вон туда погляди. Красивые женщины Зульфизар с Марусей, а?
- Я вижу... Когда-нибудь все женщины будут такие же красивые... И вообще все люди на земле, наверное, в будущем будут очень красивыми... Ты знаешь, Степан, мне иногда хочется написать что-нибудь такое, где сразу будет все: и как мы жили раньше, как боролись против царя, как воевали с баями, и как ехали через пустыню вот на этом поезде, выпускали газеты, листовки, показывали кино и спектакли... Чтобы люди из будущего узнали нас, чтобы мы не пропали для них, чтобы они увидели нас, наше время и вот этот наш поезд...