происходит. Клиника расположена прямо у реки. Но, к сожалению, я слышала, что с ближайшим го-
родом нет никакого сообщения, кроме автобуса, который ходит всего два раза в день. Супер, я
оказалась в пампасах, и нет никакой надежды убежать. Мой отец изобразил из себя джентльмена, вы-
тащил из машины мой чемодан и понес по малень-кой улице, ведущей прямо к входу в клинику. Но
ему не оставалось ничего другого, потому что даже одна только мысль о том, что мне придется нести Он
вещи, лишила бы меня последних сил. Вход находится между тем зданием, которое видно с дороги, «что:
и пристройкой. Честно говоря, это новое здание тоже выглядит вполне приемлемо. Сразу за клиникой начинается лес
Нас встретила секретарша, которая тут же отвела нас к старшему врачу, фрау Ахтылапочке. Эта тетка мне сразу не понравилась. Каштановые вьющиеся волосы до плеч и ноги настолько тонкие, что можно подумать, она сама страдает от истоще-
ния. Она говорит на таком ужасном диалекте (а при этом еще через слово рычит: «Ах ты, лапочка!»), что начинаешь сомневаться в ее натуральности. Я не могу воспринимать ее всерьез, потому что у меня все время такое чувство, что она специально так странно разговаривает. Хотя на самом деле, как я заметила, она никогда не шутит.
Она привела нас в комнату с видом на речку, которая, как выяснилось, вовсе не речка, а бурный ручей (шириной метров пять, максимум). Окно было распахнуто настежь, и я услышала голоса молодых людей, развлекавшихся за домом. Фрау Ах- тылапочка тут же начала задавать глупые вопросы: «Итак, ты София. Ну, София, расскажи, как ты думаешь, почему ты здесь?»
Мне не пришло в голову ничего более глупого, чем: «Потому что сюда меня направили врачи».
Она посмотрела на меня с таким видом, как будто я застрелила ее мужа. А потом спросила еще: «Что за проблемы были у тебя в семье? Как ты думаешь, почему у тебя истощение?»
На этот вопрос я дала такой вот ответ: «Никаких! И истощения у меня совсем даже нет!», потому что я не хотела говорить о таких вещах в присутствии отца. Я думаю, добрая женщина наконец врубилась, что у меня нет желания принимать участие в этом раунде ток-шоу. Слава богу, она отправила меня за дверь. Я сидела в приемной и внимательно смотрела по сторонам. Везде висят карти. ны, которые, видимо, нарисовали пациенты, чтобы не мучиться от невыносимой скуки. Постоянно по I приемной пробегали молодые люди и разглядывали меня с идиотским видом. Как будто тут есть на что пялиться! На противоположной стороне красный телефон. Мне в голову закралось ужасное подозрение: неужели это единственный аппарат на всю клиник? В таком случае нужно сразу же делать отсюда ноги. Позже мне подробно объяснили, как обстоит дело со звонками. Над красным телефоном — красные часы. Сплошная эстетика!
Через полчаса открылась дверь из кабинета фрау Ахтылапочки, и они с отцом пошли по коридору в мою сторону. Отец попрощался со мной, и я подумала, что мне все равно, когда я увижу его снова. Мы с фрау Ахтылапочкой снова вернулись к ней в кабинет, где я все-таки рассказала, что происходило в нашем доме. От алкогольных проблем матери до разборок с отцом плюс все, что сюда относится.
В конце фрау Ахтылапочка объяснила мне, что меня ждет.
После обследования, в ходе которого я должна была раздеться перед ней догола и прыгать на одной ножке по всему кабинету, чтобы доказать, что у меня нет нарушения равновесия (что мне, к сожалению, не удалось), мне измерили
давление и взвесили, а лотом врач показала мне мое отделение.
Наверх ведет широкая деревянная лестница. На каждом из трех отделений есть кухня, комната отдыха, столовая, несколько туалетов и душевых кабинок, прачечная, четыре палаты на двоих, две на четверых и две на одного пациента. Я попала на второе отделение. Ахтылапочка провела меня по всем помещениям, прежде чем показать мне мою палату. Она иа двоих. С видом на целиком заросшую мхом крышу пристройки.
Мою соседку зовут Маргит, ей тоже тринадцать лет. Это абсолютный ужас. Когда мы с врачихой вошли, она как раз играла с Барби и слушала отвратительную музыку. У нее такие шмотки, как будто она надевает только та что накануне приготовила ей ее бабушка. Но это навряд ли, потому что здесь у нее никакой бабушки и в помине нет. Значит, дело обстоит еще хуже, потому что, скорее всего, она одета в соответствии с собственным вкусом. Конечно, я спросила, почему она здесь. «Я и сама точно не знаю. Я перестала ходить в школу, потому что меня все дразнили, а потом они прислали меня сюда. А ты?»
О боже, подумала я, единственное, что нужно этой девочке, это приличный стилист и пара советов, как вести себя в переходном возрасте. Тогда бы ее никто не дразнил. Неужели в таком случае могут помочь терапия и длинные разговоры?