72
Первым в русской литературе о Дне Сурка заговорил Лермонтов. Со свойственным ему пафосом истерического безразличия, Михаил Юрьевич бесконечно твердил о том, что вся наша жизнь — сплошной скучный фарс, который может быть интересен только грубым и глупым людишкам, то есть, опять же, скудоумным моральным уродам, за каких со всеми основаниями ваш покорный слуга почитает большую часть так называемого цивилизованного общества. Эта бесконечная цепь повторений одного и того же скучного и посредственного сюжета, каждое из каковых повторений всё бездарнее и бездарнее, заёбывала Лермонтова. Оттого ему и надоела, возможно, Бэла, что он видел в ней всю ту же княгиню Веру или капризную Мэри, и во всех них он видел кобылиц, то есть красивых, выносливых, норовистых или покладистых, злых или добрых, но довольно тупых животных. Животным был и он сам.
Барсом не получилось. Котом не прельщало. И когда явился санитар леса Мартынов, Лермонтов скорее всего был ему рад, потому что, возможно, надеялся, что День Сурка кончится хотя бы с его смертью. Но он просчитался. Смерти не существует. Это тоже Красивая Сказка. Смерть так же придумали в утешение.
Ни один день не может начаться и не может закончиться. От рождения мы разрезаны на куски. Их ровно столько, сколько нам отпущено (сколько мы сами себе отпустили в зависимости от собственной внушаемости) дней. И в этих тысячах дней тысячи нас кружатся с опротивевшем самим же себе упорством и так будет всегда.
Хренова туча, извините за словоформу, веретенов кружится во вселенной. Вертится и сама вселенная. Веретена дней кружатся в веретенах месяцев, а те кружатся в веретенах лет; года, как известно, кружатся в бесконечно вращающихся столетиях. Всё это сказочно скучно. Это действительно Ад, и это реальность.
В какой-то степени, Адам с Евой не должны были вкушать плодов Древа Познания Добра и Зла, но в наши дни это легко поправимо, ибо существует такая нехитрая хирургическая операция, как лоботомия, отлично защищающая слишком умных от божественного проклятия.
Всё это, конечно, якобы давно всем понятно, а мне-то уж и подавно это ясно давно, ибо я довольно крупный и умный ёж, но я считаю необходимым об этом писать в надежде на то, что кто-нибудь из якобы понимающих всю эту катаперверсию поймёт это глубже, благодаря моему способу изложения материала и поймёт также, что надо бы что-то с этим, в конце концов, делать. И делать несмотря на то, что всё действительно однохуйственно. Что делай, что не делай — всё, как об стенку горох.
Но горох прежде чем отскочить, всё-таки сначала к этой стенке летит, и такая вот бесконечная хуйня, это бессмысленное «туда-сюда», очень умиротворяет, а порой даже развлекает. А вы же так любите все развлекаться! Поэтому если горох в нашей комнате перестанет летать к стенке и отскакивать от неё, смерть наступит ещё при жизни.
И потом есть же такие банальные вещи как физика, энергия, вся хуйня, которая пока что наименее скомпрометировала себя из всех созданных Человечком религий. С другой стороны, конечно уже не за горами то время, когда и физика будет низложена, и парадоксы Зенона вступят в полную силу. Не за горами то время, когда перестанут рождаться дети, ибо достижение сперматозоидом яйцеклетки станет физически невозможно, ввиду физической невозможности как такового движения. Предметы, выпущенные из рук, перестанут падать на землю или любую другую горизонтальную поверхность. Во многом это будет связано с невозможностью выпустить их из рук, что будет связано с тем, что у нерождённых детей не может быть рук, равно как и головы или ног. Но даже если бы предмет и удалось выпустить из рук, он бы всё равно не упал. Да и существование предметов, в принципе, станет невозможным, поскольку электроны не смогут вращаться вокруг атомных ядер, потому что станет невозможным движение.
Но когда всё это произойдёт, чего, в свою очередь (да и очереди-то никакой нет — никому ничего на хуй не надо — никого нет; подходи, бери, что хочешь, если, конечно, ещё не утратил способность хотеть), произойти не может, как и не может произойти ничего, — это будет (не будет) означать лишь одно — только то, что в рамках Дня Сурка наступил вечер. Однако уже утром всё обязательно начнётся по новой.
В частности, все пойдут в сортир, затем в ванную, а после на работу. Некоторые после работы пойдут развлекаться и одновременно тешить своё самолюбие в программу «Слабое звено» — отвечать на вопросы, многие из которых придумал я, что, в свою очередь, является уже моим частным случаем работы.