На этот раз мы уменьшили содержание карбида и воды, оставив достаточно места для образования газа. Крышку не только завинтили, но и прикрутили веревкой, чтобы ее не сорвало сразу. Затем привязали к банке камни и бросили ее в воду, замирая от страха, что создали не менее смертоносную мину, чем те, что бросают во время войны белые люди.
Я испытывал глубокое уважение к Джимми Юдбунджи как к изобретателю, но не был вполне уверен, что он властен над своими изобретениями, и, пока мы напряженно ждали, чтобы наш горшок вскипел, предусмотрительно спрятался за дерево. К моему великому удивлению, Джимми, видимо тоже не очень уверенный в своих силах, по моему примеру бросился за соседнее дерево.
Ожидание казалось бесконечным, тем более что мы не решались выйти из укрытий и приблизиться к реке. Но вот фонтаном поднялась вода, словно кашалот дунул и выплюнул грязь, осколки и рыб.
Мы кинулись к реке. Бесспорные доказательства победы были налицо.
— Глади, гляди! — кричал Джимми. — Баррамунди… Да еще какая!
— Царь-рыба! Ничего не скажешь.
— Лещ!
— Ставрида! Большая — одна, вторая, третья.
— Гроупер! Гляди-ка, гляди-ка, Джимми! — Ликование наше было беспредельным.
Еще бы! Мы изобрели новый способ ловли рыбы, который сможем передать потомкам, как наши предки передали нам копье и бумеранг.
К сожалению, все обернулось иначе.
Джок Бакли, рабочий миссии, слышал взрыв — да и кто мог его не слышать? — и прибежал узнать, в чем дело. Он появился в сопровождении чуть ли не всех аборигенов, живших в миссии, в тот самый момент, когда мы вытаскивали из воды дохлую рыбу. Нас застигли с поличным. Преступление было велико: все равно, что контрабандный ввоз оружия. Мы оказались виновными в предумышленных разрушениях не меньше, чем хозяева крупных оружейных заводов, более цивилизованные, чем мы.
Бакли заставил всю нашу компанию из двадцати человек предстать перед судом миссии, в который входили и старейшины племени.
— Итак, что вы замышляли? — спросил он.
Однако Джок, человек практичный, прекрасно понимал, что произошло, и без наших ответов.
— Кто проник на склад и украл карбид? Кто сделал бомбу? Кто убил несчастную рыбу? — Он засыпал нас вопросами, не ожидая ответа. — А что если я наполню карбидом четырехгалонный баллон и поставлю сегодня в ваш лагерь? Понравится вам это, бесенята?
— О нет, сэр, нет! — Между нами не было никаких разногласий. Мы хорошо видели, как рванула наша бомба, и вовсе не желали, чтобы она взорвалась около нас.
— Значит, вы хотите жить? — гремел Джок.
— Да, сэр! — Мы и здесь проявили полное единодушие.
— Как же вы хотите жить? Как христианские мальчики или как черные дьяволы?
— Так, чтобы есть сколько угодно рыбы, пожалуйста, мистер сэр, — промолвил Фредди.
— Без дерзости! Не дерзи! — грохотал Джок. — Вы и так отличились! — Он повернулся к старейшинам. — Что с ними делать?
Мы бы предпочли, чтобы Джок принял решение сам. Опыт показывал, что белые часто наказывали менее сурово, чем старейшины. Те не колебались ни минуты.
— Выпороть всех!
— Да, выпороть!
— Задать хорошую взбучку! Могли всех нас взорвать!
— Сними ремень и дай каждому как следует. По ногам и мягкой части! И бей не жалея!
Так и решили. Мы грустно выстроились в ряд, и Джок немедленно привел приговор в исполнение. Обжаловать его в высшую инстанцию мы не успели.
Первый мальчик, подвергшийся экзекуции, громко завизжал. Потом он отошел в самый конец очереди, где стоял я.
— Знаешь, ведь это больно, — сказал он.
— Жалит, — добавил следующий.
— Ноги огнем горят, — поддержал третий.
Через несколько секунд я смог лично убедиться в том, что они правы.
— Стыдись — хлоп — и — хлоп — больше — хлоп — так — хлоп — не — хлоп — делай — хлоп! — Джок и ремень говорили в один голос. Я получил шесть полновесных ударов.
Это был конец наших карбидных бомб. После всего случившегося мы пришли к выводу, что рыба, убитая копьем, гораздо вкуснее. Ну, а миссия в скором времени перешла на керосиновые лампы. Смертоносное вещество исчезло из пределов нашей досягаемости.
Если река надоедала, мы вытаскивали лодку на берег и отправлялись в лес на поиски попугаев, коршунов, лирохвостов, индеек, ястребов.
Я убивал копьем и ел всех этих птиц — хотя навсегда получил отвращение к мясу ястреба, а вот в ворону или какаду мне ни разу не удалось попасть. И не только мне — никому из нашего племени. Зато кустарниковые индейки и многие другие птицы, добывавшие корм на земле, не отличались особым проворством и платили дань за свою неповоротливость.