Но власть высшего джунгайи простирается значительно дальше, чем только прием новых членов и соблюдение церемониальных обычаев. Фактически я имею право обречь предателя таинств кунапипи на смерть или даровать ему жизнь, заменив казнь большим штрафом.
Младшие джунгайи, мои советники, могут сказать:
— Этот человек похитил украшение кунапипи. А тот открыл секрет ритуала женщине. Пусть оба они умрут.
И я могу опустить большой палец вниз — осудить их на смерть — или наказать только штрафом и лишением свободы. Обычно в таких случаях раздраженные обвинители оказывают на высшего джунгайи давление, требуя смертной кары. А если он часто противостоит их воле, то они могут потребовать его смещения.
Мой отец, человек строгий, но снисходительный, всегда отказывался от смертных приговоров и тем навлек на себя недовольство младших джунгайи. Он не раз им говорил: «Пусть человек заплатит большой штраф или выбирайте себе другого высшего джунгайи». И Барнабас Габарла пользовался таким авторитетом, что старейшины соглашались с его решениями, не желая слушать наговоров младших джунгайи.
Отец предупредил и меня, что, став высшим джунгайи, я буду обязан решать вопросы жизни и смерти. Я присутствовал на тайных заседаниях, где речь шла о моем избрании, и знал, какие трудные, ответственные решения придется мне принимать, когда я приступлю к исполнению своих обязанностей.
Пока этому мешает моя работа фельдшера в отделе здравоохранения Северной территории. Я еще не уверен, вернусь ли в конце концов на реку Ропер, где буду носить подобающие моему званию одеяние и цепь. Может быть, я делаю больше для моего народа, помогая его лечить, чем возглавляя главный церемониал. Страшный опыт на шей семьи — я расскажу о нем дальше — заставляет меня продолжать свою работу.
Тем не менее мой народ уже считает меня высшим джунгайи, хотя я только изредка появляюсь в родных местах. Последний раз я прилетел на реку Ропер с Летающим Доктором как раз во время кунапипи. Едва я спустился с трапа «воздушной амбулатории», как мне предложили осмотреть церемониальные принадлежности — волосяные пояса, перья, украшения, изображения… Я чувствовал себя как генерал, производящий осмотр оружию и обмундированию своих войск.
Я нашел все в полном порядке и разрешил продолжать ритуальные церемонии. Уверяю вас, пока я делал инспекционный обход площадки для корробори, его участники стояли по стойке смирно, как гвардейцы в почетном карауле на параде. У нас нет королей и королев, но высший джунгайи облечен королевской властью. У алава король я.
Это надо было заслужить всей своей жизнью. Мне, как и всем мужчинам племени, пришлось пройти испытание молчанием, участвовать в корробори лорркун и ябудурава, и только тогда я был допущен к кунапипи.
Лорркун — простая похоронная церемония, связанная с погребением костей умершего в полом бревне, которое помещают на сооруженную в ветвях дерева платформу — гулла-гулла — в его родном краю.
Ябудурава, как и кунапипи, — ритуальное корробори плодовитости, длящееся полгода. Я должен был принять в нем участие, понять смысл умилостивляющих просьб к душам животных и птиц, которые составляют нашу пищу, и к душам предков — лишь после этого я удостоился высшей чести быть полноправным членом племени.
И только тогда я стал тем избранным мальчиком, которого старейшины прочили на пост высшего джунгайи.
И как настоящий мужчина мог быть теперь отдан женщине.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
В период буревестника, когда созревает манго и резвятся летающие лисицы, мысли молодого алава обращаются к любви, вернее, к тому, что он принимает за любовь.
Я, конечно, знал, что на свете существуют девочки.
Они, как и крокодилы, были нашими естественными противниками.
С первых школьных дней и до той поры, пока я не стал полноправным членом племени, я думал о них как о злейших врагах, которых надо всячески изводить и мучить, причиняя им, если можно, физическую боль. Я ненавидел их всех с неослабной силой.
К счастью, у аборигенов мальчики и девочки мало общаются между собой. Мы находились все время с мужчинами, они — с женщинами и относились друг к другу с величайшим презрением. Но в свободное время, когда целыми семьями — человек по тридцать, а то и больше — уходили в лес охотиться, стычки между подростками обоих полов были неизбежны и даже подготавливались заранее.