— Ну да.
— Ну так давай говори! Говори правду, парень! Говори громко!
— Ну да.
— Буджиринджа, ты помнишь убитого, а?
— Ну да.
— Это ты его убил, а?
— Ну да.
— Ты его убил, и он тут же умер?
— Ну да.
— Чем же ты его убил?
— Длинным копьем с железным наконечником.
— Вот этим?
— Ну да.
— Ты сам его сделал?
— Ну да.
— Ты его бросил в этого парня?
— Ну да.
— И копье попало ему в грудь?
— Ну да.
— И он тут же упал замертво?
— Ну да.
— А за что ты его убил?
— Не знаю.
— Но ты же должен знать, за что ты его убил?
— Не знаю. А может, подрались из-за женщины.
Буджиринджа, видя, что отпираться бесполезно, признает свою вину. Тут вперед выступает Гунанда-Соль, человек с наручниками. Аборигена сажают в тюрьму за то, что он нарушил закон белых, которого не понимает. Там его запрут в душную камеру. Вделанное в стену железное кольцо будет напоминать о том, что с его предками обращались куда хуже.
Он будет заперт с десятком других черных людей из чужих краев, но общаться с ними не сможет: они, скорее всего, не говорят на его языке, а он — на их. Большой Хозяин Судья в угоду своей совести, обеспокоенной конфликтом двух чуждых культур, вынес, как обычно, минимальный приговор. Но в таких условиях и два года долгий срок.
Дело Буджиринджы казалось яснее ясного. Тело, пронзенное копьем, показания свидетелей, видевших, как он бросал копье. Единственная неточность в том, что на самом деле убийство произошло не из-за женщины, а из-за собаки.
И все же за решетку попал невиновный.
При племенных убийствах, где замешаны мулунгува и кадайтжа, в тюрьму всегда идет невиновный.
Конечно, может, он и бросил копье.
Может, он и переломал женщине шею.
Может, все видели, как он совершил убийство, — так было, например, с Буджиринджой.
Но Буджиринджа всего-навсего палач палача, его спровоцировал человек, загипнотизированный мулунгувой, а мулунгуве приказали убить старейшины! Таким образом, Буджиринджа трижды оправдан перед английским судом, который признает факт убийства лишь при наличии «преступного намерения».
Преступного намерения не было у Буджиринджы.
Преступного намерения не было у его жертвы.
Преступного намерения не было у мулунгувы.
У старейшин тоже не было преступного намерения. Они просто защищали нашу веру, нашу культуру, которая восстает против осквернения тотемов.
Кто же тогда должен понести кару? Не вредит ли белый палач обществу, выполняя свой долг?
Нам никогда не удавалось убедить ни одного гунанду или Большого Хозяина Судью в том, что в тюрьму засадили невиновного. Мы уже много лет и не пытаемся это делать.
Зато гунанда с готовностью верит, когда мы говорим, что ссора произошла из-за женщины.
И мы знаем, что ни гунанды, ни судьи не поймут нашей системы возмездия. Не поймут, что молодой человек был убит мулунгувой за то, что его дед сразил копьем птицу, севшую на священное дерево.
В тех же редких случаях, когда алава пытается объяснить суть дела полицейскому, тот презрительно отмахивается: «Дела чернокожих».
К несчастью для нас, чужие законы, привезенные из Англии и написанные на много веков позднее наших, не считают осквернение священного дерева наказуемым преступлением, хотя предусматривают суровые кары за надругательство над другими святынями — христианской часовней, мусульманской мечетью, китайской кумирней…
Так разве странно, что мы не желаем подчиняться законам, навязанным нам без нашего согласия? Нас никогда не спрашивали, хотим ли мы принять английские законы. Нам просто сказали — выбора нет. Мы всегда считали, что можем сами справиться с правонарушителями. Десять тысяч лет, пока Австралия принадлежала только нам, мы это с успехом делали. А теперь нас лишили этого права. Это главная причина недовольства моего народа, ибо племенные законы и английский кодекс часто несовместимы друг с другом.
Дело Буджиринджы не вызывало сомнений. Ну, а что если мулунгува совершает убийство в лесу, где его никто не видит?
В таких случаях джунгайи кунапипи — а я тоже джунгайи — должен отправиться к гунанде и состряпать для него легенду о том, что произошло.
И какого-нибудь несчастного аборигена его же товарищи засадят в тюрьму по вымышленному обвинению — драка из-за женщины, — подтвержденному показаниями свидетелей.
Их долг перед племенем — не возражать против ареста и не смеяться, когда присяжным и судье будут плести всякие небылицы.