Вскоре, однако, я на собственном опыте убедился, что это не сверхъестественное явление, от которого надо бежать, как от злого мулунгувы. Правда, когда Эдвард впервые в шутку пропустил через мое тело ток, я подпрыгнул так, словно мне и в самом деле угрожал мулунгува. Я был уверен, что мотор передал мне таким образом секретное сообщение: однажды, мол, в темную ночь мулунгува пойдет искать меня. Эдвард объяснил мне, в чем дело, и я впоследствии развлекался, подшучивая таким же образом над моими сородичами.
В первый год войны я начал работать смазчиком с Лёсом Перриманом, механиком миссии на Северной территории. Он посвятил меня в тайны двигателя внутреннего сгорания. Теперь я могу разобрать и собрать мотор, даже если его части разложены на большой площади.
Лёс много месяцев занимался со мной и объяснял назначение поршней, колец, магнето, генератора, коленчатого вала, цапфы кривошипа, шатуна и многих других вещей, о которых я раньше не имел ни малейшего представления.
Когда я наконец удержал в своей не приученной к запоминанию голове названия всех мельчайших деталей и понял, какую роль они играют в работе мотора, меня поразили изобретательность и талант его создателей.
У нас в племени не было никаких механических приспособлений, ничего более сложного, чем вумера, к размерам которого подгонялись древки копий, и, уж конечно, ни одного механизма, где бы сотни частей дополняли друг друга и обеспечивали его бесперебойную работу.
Изучив сложное устройство мотора, я с нетерпением ждал того дня, когда сяду за руль и поведу машину по извилистой дороге вокруг миссии.
Конечно, я не раз делал вид, что уже освоил управление: гордо садился в кабину и поворачивал руль автомобиля, стоявшего в гараже миссии. «Пустяки, — думал я в таких случаях. — Водить эту штуку нетрудно. Справлюсь».
Я рассматривал педали и рычаги, ничуть не сомневаясь, что, когда надо будет, не оплошаю.
Лёс Перриман, однако, не торопился предоставить мне такую возможность. У этого «форда» не было стартера, и Лёс брал меня с собой пока лишь для того, чтобы я крутил заводную ручку. При отдаче ручки назад я часто получал удар по суставам пальцев.
Ну, а вести машину Лёс явно считал своей привилегией. Меня раздирало желание попросить его уступить мне руль, но мешала врожденная сдержанность аборигена.
Но вот однажды, когда я уже меньше всего этого ожидал, Лёс затормозил в трех милях от миссии и сказал мне просто:
— А теперь веди ты!
Я был даже разочарован! Скажи он мне накануне вечером: «Завтра сядешь за руль», я несколько часов радовался бы этой перспективе, снова и снова представлял себе, как это будет выглядеть, репетировал бы свою роль: садился у руля, нажимал то одну, то другую педаль и со счастливым нетерпением ждал бы утра, словно ребенок в предрождественскую ночь.
Вместо этого я в один миг, не успев предвкусить удовольствие и помечтать о нем, был повышен до ранга ученика водителя и сел за руль, совершенно ошеломленный.
Лёс спокойно созерцал окрестности, пока я в растерянности хватался то за одну рукоятку, то за другую, не зная, с чего начать. Он любовался пейзажем:
— Какие могучие чайные деревья! А река здесь какая широкая!
Он явно решил оставить меня во власти механической лошади, а сам выступить в роли вежливого наблюдателя. То ли дело Сэм Улаганг! Обучая меня объезжать жеребца, он не упустил ни одной мелочи.
Мне первому из алава предстояло управлять машиной, а Лёс нес всякую чепуху о чайных деревьях и реке.
Тем не менее, когда я вышел из состояния гипнотического транса, стряхнул с себя оцепенение и схватился за руль, как если бы это было горло мулунгувы, явившегося за моим почечным жиром, я чувствовал, что Лёс уголком глаза следит за мной.
— Ну-ка посмотрим, какой вид откроется дальше, — сказал он.
А-а-а! Нотки сарказма, достойные самого Улаганга, мигом подстегнули мою энергию.
Я включил первую скорость, чудовище пришло в движение. Тут я потянул на себя кнопку управления ручным газом, чтобы увеличить обороты двигателя.
Увы! Я допустил ничтожную ошибку, но она имела весьма печальные последствия. Я, видимо, вытянул кнопку слишком сильно. Машина резко набрала скорость, как лошадь, переходящая в галоп, врезалась в песок, совершенно некстати оказавшийся на ее пути, и, закусив удила, попыталась вскарабкаться на небольшое чайное деревце на обочине дороги.
Однако, как она ни старалась, сделать ей это не удалось, и машина застряла с задранными кверху передними колесами на дереве, подобно норовистому жеребцу, не сумевшему взять барьер.