Последовали новые уроки. Я научился стерилизовать инструменты в кипящей воде и наполнять шприц для подкожного вливания.
Я видел, как доктор Лэнгсфорд и его жена делали прививки манту сотням моих соотечественников. После каждого пациента они прокаливали иглу над огнем. «Смешно, — думал я. — Разве только раскаленная игла может пробуравить кожу?»
Впоследствии я понял, что это одна из многих предосторожностей, к которым прибегают врачи, чтобы не переносить микробы от одного пациента к другому.
Теперь я поражался полному отсутствию у нас гигиены. Сколько болезней передается в лагерях через общие сосуды для питья, которые никогда не моются! Наблюдая, как лечит больного доктор Лэнгсфорд, я спрашивал себя, приносят ли пользу наши лекарства: будига, гуйя, листья чайного дерева… Действительно ли примочки из настоя прокипяченной коры камедного дерева помогают при проказе?
Некоторые аборигены боялись «белого колдуна». Обрезание и знахарские способы лечения были доступны их пониманию. А этот человек с его стеклянными и железными москитами…
Доктор Лэнгсфорд говорил споим перепуганным пациентам:
— Подойди, парень, поближе, дай москиту укусить тебя. Внутрь ничего не войдет, он укусит только кожу.
Как-то один укушенный произнес:
— Мандайдж!
Я перевел доктору:
— Больной сказал: хорошо!
С тех пор доктор после каждого укола говорил «мандайдж!». Это было единственное слово, которое он запомнил, но люди думали, что он знает их язык, и почти все шли к нему без всякого страха. Еще бы: человек, который может сказать «хорошо!» на диалекте мудбра, должен знать, что он делает!
Но однажды в Мулулу на прием привели группу аборигенов, живших в лесу. Увидев рыжебородого доктора Лэнгсфорда и медицинские принадлежности, пациенты бросились наутек.
Меня и еще одного аборигена по имени Бобби Булгар послали в погоню за ними, в страну Ровер. Мы нашли следы беглецов в высохшем русле реки. Пригнувшись к самой земле, чтобы их труднее было заметить, они бежали со всех ног, стараясь как можно дальше уйти от «белого дьявола» с фермы. Они были объяты ужасом, и мне долго пришлось уговаривать их вернуться.
— Доктор только хочет взять у вас немного крови, — начал я, но эти слова испугали их еще больше.
— А-а-а-а! О-о-о-о!
— Будьте разумны. Это не больно, — настаивал я. — Он еще хочет послушать ваши сердца в стетоскоп — трубочку без проводов.
— Э-э-э-э! О-о-о-о!
— Будьте разумны. Вы ничего не почувствуете.
— У него злая иголка, она жалит как оса.
Наконец я применил свои собственные колдовские чары. Все аборигены верят в то, что для поддержания жизни в человеке важнее всего его ветер. До недавнего времени мы не знали, что сердце заставляет кровь двигаться по артериям и венам. Мы были убеждены, что кровь под кожей дремлет.
Иное дело ветер. Сердце, действующее наподобие мехов, нагнетает ветер в тело человека, выталкивает его наружу, и находящийся внутри дух может дышать. Я знал, что могу сыграть на этом поверии.
— Доктор хочет выяснить, не слабеет ли у вас ветер, — сказал я. — Он послушает вас в трубочку без проводов и узнает, хватит ли ветра.
Это устранило все сомнения. Аборигены вскарабкались на грузовик и скоро уже ссорились из-за очереди к доктору, подставляя обнаженные руки и грудь для любого обследования, которое он счел бы нужным сделать.
— У меня достаточно ветра? — спросил первый.
— Полным-полно, — ответил доктор. — Словно ураган внутри.
Старик сделал глубокий вдох и с нежностью погладил свою покрытую шрамами грудь. Лицо его преобразила довольная улыбка.
— Хорошо, — обрадовался он. — У меня внутри полным-полно ветра.
В тот момент самый дорогой подарок не доставил бы ему большего удовольствия.
Я внимательно наблюдал, что делал доктор, пока перед ним проходили пациенты. Он ловко орудовал шприцом и стетоскопом и опытной рукой прощупывал нерв у локтевого сустава: его воспаление — верный симптом проказы.
Обнаружив проказу, доктор говорил просто:
— Старина, у тебя эта самая болезнь. Мы тебя скоро отвезем на большом самолете в Дарвин. Что ты на это скажешь? Никто из здешних людей не летал на самолете. А ты полетишь. И все расскажешь, когда вернешься. Вот так… Увидимся в Дарвине.
Еще один прокаженный… Доктор записывал его имя, чтобы в очередной рейс санитарный самолет забрал больного в лепрозорий… Если тот до этого не сбежит.
На следующий день доктор объявлял результаты прививок манту, а миссис Лэнгсфорд заносила их в список против фамилии каждого пациента. Меня поразила манера доктора выражаться.