В сумерках мы нашли другие источники, но все с солоноватой или даже с соленой водой, так что меня взяли сомнения: а знают ли вообще мои проводники местность? Я приказал плыть всю ночь к устью крика Мургенелла. Достигли мы его уже засветло. Джимми сказал:
— Здесь вода, — и повел нас к яме в песке.
Вода опять оказалась солоноватой, но зато через несколько часов мы наконец нашли глубокий пресный водоем.
Отсюда я решил идти на восток, чтобы встретиться с кочевниками иваижа, маунг и валанг.
Мы втащили долбленку на берег, спрятали в тени подальше от воды и вырубили вокруг подлесок, чтобы в наше отсутствие лодку не уничтожил лесной пожар.
На заре мы отправились в путь, в глубь Арнемленда. Впервые в жизни у меня было ружье — я получил его на острове Крокер. Тем не менее у каждого из нас еще было и копье: с ружьем не очень-то поохотишься на рыбу. Помимо этого наш багаж состоял из топоров и драгоценной сумки с медикаментами. Ни воды, ни пищи у нас не было, но Дик и Джимми уверяли, что по дороге мы найдем сколько угодно и того и другого. Из одежды на нас были только набедренные повязки, а обуви — и вовсе никакой.
Из засушливой прибрежной полосы мы в тот день попали в совершенно иную местность, изобиловавшую билабонгами. Воды здесь хоть отбавляй, ямса тоже, тут водились утки, дикие быки, олени; в таком краю даже слепой не умер бы с голоду и не заблудился.
На следующий день, в предвечерних сумерках, Дик — он шел первым — внезапно остановился:
— А! Следы! Иваижа!
— Идут на восток, — сказал Джимми.
— А может, на север, — сказал я.
С запада пришли мы сами. Значит, ни один из нас не был уверен, куда на самом деле вели следы. К тому же они были оставлены давно, и сверху их затоптали животные. Я не сомневался, что следы принадлежат тем самым людям, которых я ищу. Но куда они направились? Здесь не было ни указательных столбов, ни адресных справочников, ни дорог, ничего, кроме сторон горизонта — север, юг, восток…
— Давайте ляжем спать, — предложил я. — Одному из нас может присниться, в каком направлении идут иваижа.
— На восток, — твердо повторил Джимми.
— Или на юг, — сказал Дик.
— Или на север, — подхватил я.
Мы подстрелили бычка зебу, поджарили мягкие куски мяса на углях костра и поужинали. Ели мы руками, сидя прямо на земле, а насытившись, повалились вперед, словно гости на пиршестве в древнем Риме, и заснули, без одеял, без подушек, прижавшись грязным телом к земляному матрацу одного с ним цвета, настоящие черные дикари, возвращающиеся от культуры к первобытным обычаям своих лесных предков, хотя один из троих — фельдшер и собирается лечить своих сородичей.
«Видел бы меня сейчас доктор Реймант», — подумал я и заснул, уткнувшись лицом в пыль.
Когда рассвет раздвинул первые завесы ночи, я подкинул в костер чурку и поджарил себе еще кусок мяса, оставшегося с вечера. Брызги жира и приятный запах мяса вскоре заставили Дика и Джимми вскочить на ноги.
— Мне снились… Мне снились… — пробормотал Дик сонно потягиваясь, — мне снились следы, идущие на восток, на юг, на север, кружащие на одном месте, взбирающиеся на деревья, опускающиеся в пещеры, достигающие неба, шагающие по морю… Но все это были не следы иваижа.
— Мне тоже приснились следы, — сказал Джимми. — Я видел, что эта дорожка уходит вдаль… может быть, на восток… А я иду по следу. Иду, иду, иду, иду, но вдруг след исчезает. Я хотел было посмотреть, в чем дело, но тут кто-то меня разбудил.
— А у меня никаких снов не было, — сказал я.
Но я, главный в нашей экспедиции, настаивал накануне, что следы идут на север, и теперь надо было утвердить свой авторитет.
— Пойдем на север, — решил я.
Мы не стали смывать пыль с наших тел — пусть защищает от палящего солнца, ведь крема от загара у нас не было. Многие думают, будто черная кожа невосприимчива к ожогам, но это не так. Я часто страдал от них, особенно попав на солнце после того, как долгое время работал в помещении или ходил в рубашке.
Однажды, когда день уже клонился к вечеру, мы пришли к билабонгу, поразившему нас полным отсутствием признаков жизни. Сколько мы ни приглядывались, в воде не было ни одной рыбки.
— Гумба! — сказал Дик.
— Гумба! Гумба!
На местном диалекте это слово означало подводную охоту.
Мы сбросили набедренные повязки и нырнули на илистое дно. Голыми руками мы раздвигали тростник, где обычно прячутся черепахи, прощупывали толстые пласты грязи пополам с камнями, пока не нащупывали пальцами гладкую поверхность вожделенного сокровища: панцирь медлительной черепахи с крепко приросшим к нему мясом, слишком усталой, чтобы пытаться уйти, слишком удивленной неожиданным нападением, чтобы избежать пальцев, ловко берущих ее за панцирь и бесцеремонно переносящих из воды в костер.