И мои глаза ослепил свет встречных фар, а тормоза у «жиги» засвистели, правые колёса резко наехали на обочину.
Однако тот, кто вылетел к нам навстречу, такое ощущение, что и не думал сворачивать и в последний момент попытался уйти от столкновения с нами. Обгоняя какой-то седан, уходя в свою полосу, встречный «Уазик» притёрся задницей к попутной машине, и ту, резко развернув, выбросило в кювет.
— Черти, лихачат! — проговорил Иван Васильевич и, сбавив скорость, остановился, ткнув кнопку с красным треугольником, включив аварийные огни.
Мы вышли и быстро пошли к вылетевшей машине: в кювете, метрах за тридцать назад, лежало авто, оно собрало несколько стальных столбиков, благо не перевернулось.
Я перешёл на бег. Какова вероятность была встретить обгоняющий «жигули» «Уазик» да так, чтобы мы смогли оттормозиться, уйдя на гравийку, а виновника ДТП не заметили или просто не пустили в полосу, так что ему пришлось подрезать единственную машину на километры вокруг.
Кто или что стало виной сего — неизвестно. Дурость или ошибка пьяного водителя «Уазика», огоньки фар которого завернули куда-то направо, в темноту, метрах в двухстах от нас.
Я спрыгнул вниз, и мои кеды проскользили по гравию. Жёлтый «жигулёнок» смирно ждал моего прибытия, с работающим двигателем, с пробитым колесом и освещал несколько метров перед собой. А внутри, на спинке водительского сидения, лежало еле дышащее тело. Светлые взъерошенные волосы и всё в крови, особенно некогда светлое, почти бежевое платье.
Я приблизился, чтобы посмотреть на характер ран (там сзади пыхтел председатель сельсовета).
— Что там? — спросил меня председатель.
Из левой руки девушки хлестала кровь, сама она была без сознания.
И я плотно зажал рану своей здоровой рукой, создав давление на ранение.
— Аптечку, срочно! — крикнул я.
Сзади агакнули и поспешили обратно к авто.
Я выругался, флешбеки с чеченской кампании из прошлой жизни пронеслись перед моими глазами.
Резаная рана, скорее всего, об стекло; девушка без сознания, и нет возможности спросить, немеют ли у неё пальцы рук, ног, — проще говоря, нет ли перелома позвоночника. Подразумеваю хлыстовой удар о руль и, как следствие, разбитого дверного стекла — ранения об него. Однако извлекать её из машины тоже нельзя без иммобилизации — обездвиживания головы относительно грудной клетки. А чем иммобилизировать шею? Рука хлещет — только отпусти или ослабь давление, в миг «вытечет» — погибнет от потери крови.
Окей, сначала давящая повязка, потом попытка иммобилизации. — наконец решился я.
Пока Иван Васильевич не вернулся с аптечкой, я протянул свободную руку к ключу зажигания и заглушил мотор — мало ли что. Фары остались гореть за счёт аккумулятора. Отлично, пускай садится, главное, что светло.
— Держи! Что там, кровь? — спросил Иван Васильевич, побледнев.
— Немного, совсем. — выдохнул я, смотря на поданную мне аптечку, а глаза председателя смотрели на окровавленную руку девушки.
«Ну нет, тебе в обморок я упасть не дам, а то погибнет девка!»
И от бедра я хлопнул Васильевича по лицу ладонью.
— На кровь не смотри, на меня смотри! — повысил я резко тон. — Открой аптечку, достань мне жгут и разверни!
Председатель послушался и, раскрыв красный бокс из кожзаменителя, случайно высыпал содержимое себе под ноги. И растерянно осел на колени, намереваясь собирать всё это.
— Вон, фиолетовый резиновый, дай мне его! — прокричал я, и только тогда мужчина протянул мне жгут.
Намотав его выше раны, я закрепил жгут узлом.
— Время, сколько⁈
— 9:47, — проговорил мой помощник, посмотрев на часы на руке.
— Смотри, я пишу его у неё на лбу, — и я её же кровью накалякал мизинцем на челе у девушки цифры, — и жгут надо будет переложить через полчаса. Не переложим — получим шанс потерять руку. Вытаскивать её из машины нельзя, пусть медики этим занимаются, тут может быть перелом позвоночника.
— … — Мне кивнули.
Теперь разберёмся с её шеей и предположительно компрессионным переломом позвоночника. Я бросил взгляд на лежащую на пассажирском сиденье газету «Красное знамя». Отпустив руку и убедившись, что ничего больше не течёт, я обошёл машину и, вытащив газету, свернул её в трубочку, а потом снял с себя рубаху и обернул свёрток в неё. Получившийся бандаж я наложил девушке на шею, просто обернув, словно шарф, и завязав рукавами. Так, очнувшись, она себе не навредит.
— Васильич, я за милицией и скорой, ты тоже голосуй, поймаешь машину, сделай так, чтобы они тоже вызвали. Никуда не уезжай, через полчаса зажми рану, ослабь жгут, как пальцы порозовеют — снова затяни, и снова отмерь полчаса. — дал я инструкции.
— Летом… — промямлил мой помощник.
— Что? — спросил я, не расслышав.
— Летом — до часа. Вроде можно.
— Полчаса, тебе говорю! — настоял я. Помня из прошлой жизни, как санинструкторы ругались на нас, когда мы пытались следовать этому устаревшему правилу.
Эмпирическим путём на войне ими было выяснено, что шанс сохранить конечность и не получить заражение крови омертвевшими клетками варьируется как раз в эти самые полчаса, но рассказывать про свой боевой опыт из прошлой жизни было некогда. Да и не поверит — я ж пацан на вид, безусый.
— Всё, я побежал за помощью! — дал я наставление Васильичу. — Следи за жгутом!
А сам рванул в сторону, куда завернул «Уазик», где как раз виднелись огоньки ещё не спящих домов. Как говорится: «И рыбку съесть, и шкуру сдать!»
И помощь вызвать, и по шее надавать уроду в «Уазике»!
Глава 17
Вина в вине
Адреналин заглушил боль болящих мышц, когда я бежал к ближайшему населенному пункту — кеды, штаны и голый торс, измазанный в чужой крови, с забинтованной рукой.
От трассы направо уходила проселочная грунтовая дорога, от которой в полукилометре виднелись огоньки домов.
Вбегая в неизвестное мне село, первым делом меня встретил лай дворовых собак — это хорошо: чем больше шума, тем лучше. Первый дом с горящими окнами был огорожен деревянным зеленым забором, одним словом — штакетником из заостренных сверху досок. Больше декоративная, чем охранная функция.
— Эй, хозяева⁈ — прокричал я и громко постучал по двери калитки, тоже зелёной, с навесом и почтовым ящиком на правом её столбе.
— Тебе чё надо? Сейчас милицию вызову! — прокричала в ответ какая-то женщина, высовываясь из приоткрытой двери веранды.
— Милиция и нужна, можно от вас позвонить?
— Дом участкового на соседней улице, Воркутинская 47, — ответил мне мужской голос.
— Не хотите меня впускать — позвоните в скорую, метров сто в сторону Колодезной — авария с ранеными.
— Телефона у нас нет, а вот у участкового есть.
— Спасибо, — буркнул я и побежал искать Воркутинскую 47.
Чуть что — так милицию вызову, а как чужая беда — так телефона нет, прокручивал я у себя в мозгу брошенную мне фразу, чтобы не забыть нужный дом.
Поворот направо, и табличка на доме показывает Воркутинскую 15 — значит, дом на этой стороне, и надо бежать ещё правее.
Благо, собак на самовыгуле нет — а то бы устроили мне марафон с препятствиями.
Наконец невысокий бревенчатый домик с нужным адресом: выключенный свет в окнах, сплошной забор из дерева и тоже калитка. Я громко затараторил в неё, пока свет в доме не включился.
— Ты кто? — первым делом спросили меня из открывшейся двери, что была выше уровня калитки — я мог видеть говорящего.
Расстёгнутая голубая рубаха на коротком рукаве, на погонах одна звезда на красной линии, синие трусы в полоску и босые ноги. Человек спал и чтобы выйти ко мне накинул на себя хоть что-то.
— Я спортсмен из Ворона, на трассе авария с жертвами — срочно нужна скорая.