Пока я шёл, я успокаивался. Не зря же говорят, что работающие мышцы выделяют антидепрессанты. И, пройдя всю Ленина, я вошёл в парк Пионеров, по центру которого разместилась Курская областная филармония.
Я замер. Впереди меня стоял синий холодильник на колёсах с надписью «Мороженое» и нарисованными снежинками. Над холодильником был квадратный зонт. За холодильником приветливо торговала девушка в белом, а к холодильнику уже стояла очередь из детей.
«О чём ты думаешь!» — укорил себя я. Там же сахар, а сахар вреден. Не так, как алкоголь, не так, как газированный алкоголь с сахаром, но вреден.
И в шутку я смирившись, что я безвольный сладкоежка, встал в очередь, рассматривая написанные на картоне ценники:
Молочное — 9 коп.
Эскимо — 22 коп.
Пломбир — 20 коп.
Ленинградское — 22 коп.
Лакомка — 28 коп. и возле него надпись «закончилось».
Эх, печаль-беда — может, я его и хотел… Но очередь шла бодро, и я успел подслушать, что рассказывает детям девушка о мороженом. Из собранных в наличии «Ленинградское» было с орешками, но в шоколаде — не люблю шоколад. А вот пломбир был без шоколада и в стаканчике, но без орехов. Вот так всегда, большой, но за пять, маленький — зато по три — вспомнилась мне шутка, как раз из этого времени.
Для себя я определился, что именно буду брать, и стоял в очереди, спокойно наблюдая, как улыбчивая светленькая девчонка в белом халате и колпаке, слегка старше моего возраста, продаёт детям их лакомство. Сколько у меня уже не было девушки? Как бы падение тестостерона не произошло от такой сублимации со спортом.
Как откуда ни возьмись, появились два аморала словно с советских фильмов про басоту, словно волк из «ну погоди», ожил и стал человеком раздвоившись: кепки, тельняшки, заправленные в штаны и руки в карманах, сутулость и папиросы у одного во рту у другого за ухом.
«Ну нет же! Пожалуйста, не заставляйте хоть вас-то учить уму — разуму!» Но они упорно к этому стремились и пройдя всю очередь, обдав всё окружающее пространство сигаретным и пивным перегаром.
— Дорогая, дай-ка нам по мороженке! — обратились они к продавщице.
— Слышь, дядя, куда без очереди! — окликнул их снизу конопатый и рыжий малец лет одиннадцати, стоящий через два человека передо мной.
Классный парень. Инстинкт самосохранения, правда, отсутствует. И, не дожидаясь, пока развяжется самоуправство, я вмешался.
— Пацаны, а давайте вы реально назад встанете и не будете на людей бычить!
— А то чё? — спросили с ходу у меня.
Я ещё давно-давно для себя решил, что не надо начинать разговор, если нечего ответить на вопрос «И чё?».
— Бросок через плечо! Вот «чё»! — произнёс я, выходя из очереди к ним.
— Ребята, не надо! Давайте я вам продам! — решила решить конфликт бескровно девушка.
— Вот! А девушка говорит, что продаст! — сообщил один из них мне.
— Ты плохо слышишь, или алкашка ум затмила? Я сейчас головой тебя в газон воткну, а потом и его. Люди начнут орать: «Милиция, милиция!» Девушка, которая мороженое вам хочет продать, бесконфликтная, в обморок упадёт. Но вы этого не увидите, потому что головами будете под землёй, червей кольчатых наблюдать!
— А если я тебе сейчас в брюхе дыру проделаю⁈ — спросил у меня тот, кто подошёл к холодильнику первый.
— То погремуха у тебя на зоне будет, снеговик, потому что ты будешь единственным отморозком, который порезал кого-то за мороженое! — нашёл что ответить я.
— Складно! — широко улыбнулся первый. — Ты с какого района такой?
— Я не местный. — покачал я головой.
— Так вот, не местный, тут у нас так не принято разговаривать. — выдал он но я его перебил.
— Вот ты отбитый. У вас в городе сегодня проходит открытый кубок по дзюдо, и вы бычите на незнакомого человека со спортивной сумкой. Ты что реально хочешь головой газон вспахать?
— Ну что, не местный, на диалог ты уже наговорил! Пойдём отскочим⁈ — предложили мне с улыбкой.
— Мальчики, не надо! — взмолилась девушка. — Я продам вам мороженое.
— Ты не понимаешь, эти два альфа-самца у себя на квадрате никого страшнее себя отродясь не видели, — пояснил я девушке. — И сейчас они пытаются этот образ поддерживать. Но они об этом пожалеют, когда через трубочку питаться будут третий месяц подряд.
— Ну давай, считай, уболтал! — усмехнулся тот кто со мной говорил. И они вдвоём пошли дальше по парку в сторону красного здания филармонии.
— Мужик, уважаю! — протянул мне руку мелкий пацан.
А я, улыбнувшись, пожал его маленькую ладошку, произнеся:
— Береги себя, тоже.
— А ты вставай впереди меня в очередь, — не растерялся с любезностью парень.
— Хорошо, — улыбнулся я, в душе радуясь, что обошлось без драки, которые, если честно, изрядно так подзадолбали. — Пломбира, пожалуйста.
— Двадцать копеек, — грустно сообщила мне девушка и, открыв правую дверку холодильника, запуская туда блестящие щипцы.
Я положил мелочь на тарелку, которую она использовала вместо кассы.
— Не грустите, всё будет хорошо! — пообещал я.
— Зря вы вмешались. Это казацкие. Второго не знаю, а первый — это Вова Шмель, — проговорила она.
— Почему Шмель? — улыбнулся я.
— Потому что с шилом ходит, как с жалом.
— Креативно. — скривил я лицо опустив уголки губ вниз.
— Что, простите? — переспросила она.
— Говорю, спасибо за заботу и рассказ.
И, получив свой пломбир, я направился дальше по парковой аллее, идя мимо здания филармонии. Надо же, как я угадал с первого раза из далека, что это она и есть!
Что-то изменилось во мне с момента, когда я закрылся той сумкой. Я в этой эпохе меньше месяца, а всякая дрянь словно пчёлы на мёд лезет на меня и лезет. А может, это мой персональный АД? Но тогда за что? За Чеченскую? Или за то, что я, обладая своими умениями в прошлом, не пошёл служить закону и порядку?
Пломбир расплывался на языке. Да, я ощущал там сахар, но вместе с ним ощущал и насыщенную жирность этого продукта — не подделку какую-то, а реальный товар, которого достоин советский человек.
И, проходя мимо памятнику стоящему Ленину, до моих ушей донёсся почти разбойничий свист.
«От-лич-но.»
То, что меня будут ждать, я почему-то был уверен. Но то, что отморозков окажется трое, а не двое, меня удивило.
Один спереди — тот самый Шмель, двое сзади. Классика гоп-стопа.
— Дарова, пацаны! — улыбнулся я, ускоряя шаг.
В фильмах герой обычно что-то жизнеутверждающее говорит преступникам. Но я, слава всем богам мира, не в фильме, да и чё говорить. Съезжать на базаре «по понятиям» очень и очень не хотелось. Хотелось толику справедливости в этом несправедливом, но светлом мире с пломбиром по двадцать копеек и единственной заботливой продавщицей на весь СССР!
На вид я хлипкий, но борзый — это ещё дембеля в поезде отметили. И потому, меня сначала будут «грузить» на то, почему я не прав и как хорошо бы было мою вину загладить.
А я сквозь на Шмеля насквозь, а перед глазами на мгновение мелькнуло лицо Березина и его двустволки. Шмель же тем временем вынул из кармана давно желающее подышать воздухом шило.
— Ну чё, фраерок?.. — начал он и не успел закончить.
БАМ! — глухой удар правым локтем в челюсть после накладки левой ладонью на его руку с шилом.
И челюсть вменилась внутрь, прямо под острым углом. Я резко развернулся, пока нокаутированный Шмель ещё падал на землю.
— Чё, мрази? Перспективы через трубочку жрать мозг будоражат?
Они ещё не поняли, что случилось, что их основная боевая единица уже лежит. А я уже бежал на них, сбросив сумку на асфальт.