— А, — мать пренебрежительно махнула рукой, — недоросль еще. Повзрослеешь — поймешь. Твои нынешние цели — ерунда, но скоро ты это осознаешь.
— Ерунда это то, что ты сейчас говоришь. Я считаю, что ты узко мыслишь. Стереотипно.
— И не стыдно тебе так со мной говорить?
— А не стыдно тебе подначивать меня жить по своим правилам? Свою жизнь плохо прожила и решила мою подпортить?
— Риина, — вмешался отец, повернувшись лицом. Он сурово оглядел дочь, поджимая от недовольства тонкие губы. Чугунно тяжелым тоном пригрозил: — Еще раз позволишь себе говорить так с мамой.. и я закрою тебя в комнате на неделю.
— Давай, еще можешь на горох посадить. — Девушка провокационно закатила глаза и скрестила руки на груди. — Мне двадцать два и твои угрозы давно не страшны. Я не ребёнок, которого можно запросто наказать и заставить что-то сделать. Знаете, — она поднялась, — сидите тут без меня. Я не голодна.
Риина ядовито улыбнулась матери и, схватив куртку, неспешно вышла из дома под аккомпанемент родительских причитаний. На крыльце ожидал Реино, шерсть которого покрылась ворохом снежинок. Он завилял пушистым хвостом, когда завидел перед собой хозяйку, но та прошла мимо, не любящая животных.
Золотого цвета пес проводил девушку до гаража и поспешил ужинать в дом. Неправильная, сотканная из коллекции несоответствий, как твердили родители, Виртанен завела байк и выкатила его за пределы двора. Там, распустив волосы и надев черный шлем, она оседлала металлического коня и вдавила педаль газа.
Улицы быстро проносились за спиной, на большой скорости претерпевая сильные искажения. Лишь небо оставалось неизменно стоящим на месте, темным, словно разлившийся гуталин. Где-то за горами раскинулись отблески зелёного северного сияния, похожие на разводы акварели на холсте небосвода.
Вскоре Риина выехала за пределы Оулу, где наблюдала за ее скоростью лишь полная луна, раскидывающая мягкое сияние на склоны холмов и их остроконечные вершины, подобные шпилям готических замков. Просторы за городом выглядели живописными, достойными кисти Левитана. С густыми заснеженными лесами и сверкающей гладью заледенелой реки Оулуйоки, выглядящей, как зеркало.
Впереди виднелся крутой серпантин, на котором Риина всегда снижала скорость.
Но не сегодня, подгоняемая пьянящим чувством едкой злости, оставленным от непонимания матери.
Повороты давались сложно, даже зимние покрышки не улучшали ситуацию — байк лихо заносило, заставляя опускаться низко к земле.
— Чтоб вас, противные старики! — скалилась ветру Риина. — Много вы знаете о смысле жизни! Будто сами писали законы мироздания! — Она крепче сжала рукоять, надавив на газ до упора. — Больно нужны мне дети и мужики! Я хочу жить в удовольствие, но здесь все будто противостоит жизни в кайф! Будто прописано везде: страдайте!
Витающая в вихрях мыслей, она застила злостью глаза, не видя перед собой дороги. И, не удержав управления вдруг ставшего чужим байка, влетела в сигнальный столбик, граничащий с дорогой и обрывом.
Боли не последовало, лишь тряпичное тело металось вдоль по склону, ударяясь о стволы деревьев и ломая кости. Сознание витало где-то в небытие, но кричали суставов мыщелки, от боли вопили позвонки и лучевые кости.
Вскоре изломанное, истерзанное камнями и клинками ветвей, тело приземлилось на стылую землю. Нетронутый доселе снег покрылся кровью, струящейся из открытых переломов. От тела на свободу вырывался горячий пар, чтобы скоро унестись с ветром в густые леса.
Риина медленно умирала меж деревьев, их безучастных изящных ветвей, похожих на переплетения кружева.
И она всегда считала себя неуязвимой.
Глава вторая. Галатея, она была богиней.
Ее каштановые короткие локоны лучились в свете заходящего солнца, рассеянные по колючей траве. Облака над головой неспеша плыли по персиковому небосводу, пронизываемые острыми лучами светила. Пахло свежестью леса и базиликом, растущим где-то совсем рядом. И трифолью, щекотящей пальцы.
Слабый дружелюбный ветер, казалось, пел о заканчивающемся лете через покачивания ветвей старых заросших ив и васильков. День клонило в сон, и он в последние моменты делился самым ярким закатом цвета спелой малины. Убывающее солнце вскоре пало под горизонт, позволив тьме разлиться по бескрайним просторам мира, на краю которого лежала молодая девушка. Спящая, она была сравнима лишь с красотой истинной богини. Изящество силуэтов, грация рук и красота бледного лица соединились в теле лежащей в зарослях базилика. Полы небогатого крестьянского платья поднимал, играясь, ветер, обнажая стройные ноги, светящиеся белизной в потемках.