Под этим впечатлением я и выехал вечером в спецпоезде фюрера в Мюнхен, а оттуда в Куфштайн. Там Гитлер встретил Муссолини и вместе с ним отправился в Мюнхен. Чемберлен и премьер-министр Франции Даладье прибыли на самолетах; во время поездки с аэродрома в город население сердечно приветствовало их.
Конференция началась вскоре после обеда в рабочем кабинете Гитлера в «Фюрерском корпусе» на площади Кенигсплац. Это здание отлично подходило для нее. Здесь имелось достаточно помещений для сепаратных разговоров, обширных холлов и лестничных площадок для ожидающих лиц из сопровождения. Конференция длилась, с несколькими перерывами, до поздней ночи. Было выработано соглашение, специалисты по международному праву апробировали его, затем его перевели на разные языки и участники конференции подписали документ. В нем было определено: занятие Судетской области должно начаться 1 октября и закончиться в четыре этапа до 10 октября. Для районов со смешанным населением предусматривалось народное голосование. Дополнительные соглашения содержали подробности насчет обращения с польским и венгерским меньшинствами. Гарантии новой Чехословакии следовало дать после выполнения ею ряда предварительных условий.
День этой решающей конференции позволил сделать ряд интересных наблюдений. Гитлер отличался от остальных ее участников спокойствием и вежливостью. Снова его главным партнером являлся Чемберлен. Муссолини же и Даладье казались лишь побочными фигурами. Дуче, соответственно, демонстрировал свою незаинтересованность, а Даладье выглядел несчастным человеком, заслуживающим сожаления. Ведь Франция была особо связана пактом о взаимопомощи с Чехословакией – страной, над которой здесь вершился суд. Территориальные изменения без участия самой Чехословакии затрагивали его более всего. Чемберлена, казалось, чешский вопрос волнует уже мало и для него с делом этим покончено. Французская делегация произвела на меня впечатление солидное благодаря спокойному поведению Даладье{132}. Он вел себя, скорее, словно добросовестный адвокат, которому надо доверять. Иным было мое впечатление от англичан: они выглядели отчужденными, непроницаемыми и высокомерными.
Сильнее всего радовало Гитлера то, что немецкое население Судет отныне принадлежит к рейху и дискриминации со стороны чехов положен конец. Он с интересом следил за корреспонденциями германской и иностранной прессы. Позитивные отклики всех газет фюрер тоже расценивал как свой успех. Но особенную радость вызывали у него те сообщения, которые он частично получал от очевидцев о митингах, где мюнхенское население выражало свои симпатии Чемберлену и Даладье.
Германская пресса подчеркивала заслуги Чемберлена и Даладье в удаче с соглашением. Гитлера же превозносили как выигравшего это дело. «Фюрер опять сумел!» – этот клич небывалой волной радости и благодарности прокатился по всему рейху с невиданной силой. Даже закоренелые маловеры и скептики казались обращенными в общую веру. Далеко не все осознавали, что на переговорах с Чемберленом дело шло о войне и мире. Многим не было известно и то, что Гитлер был готов бросить вермахт на Чехословакию и, таким образом, применить силу. Одним из тех, кто знал это и оказался совершенно сломленным, когда приготовления к мобилизации были отменены, явился начальник генерального штаба сухопутных войск Гальдер. Энгель рассказывал мне в эти дни, что, когда стало известно о предстоящей встрече в Мюнхене, он застал генерала совершенно поникшим за письменным столом. Мне показалось это невероятным, ибо именно Гальдер вновь и вновь выступал против мобилизации сухопутных войск. Поведение начальника генштаба так и осталось загадкой, объяснение которой нашлось только после войны благодаря публикации документов о движении Сопротивления. Мюнхенское соглашение выбило у этого движения почву из-под ног{133}.
В октябре Гитлер посетил отдельные районы Судетской области, или, как она теперь именовалась, Судетенланда. Во время поездки 3-5 октября его встречали не просто с ликованием, как в Австрии, но и со слезами радости на глазах, а также со словами благодарности. Во время последующих поездок фюрер с интересом осматривал чешские оборонительные линии и фортификационные сооружения, и это подтвердило правильность его взглядов. Он счел, что они были удачно размещены на местности и преодоление их в случае военных действий стоило бы много крови.