За ужином мы сидели рядом, но ощущение близости исчезло, уступив место обычным банальностям. В нашу беседу врывались реплики других гостей, производя сумятицу. А вы где работаете? Да? И вам нравится? Какая вкусная рыба с маринованной капустой, вы не находите? Как у них получается так подрумянить капусту, чтобы она не подгорела? А вы уже видели «Титаник»? Ну и как вам? Такой успех!
Все время ужина я разглядывал кусочек кожи у тебя за ухом, там, где она не прикрыта волосами, и испытывал непреодолимое желание прикоснуться к нему губами. Я думать не мог ни о чем другом. Машинально отвечал на твои вопросы, но, даже помня все, что говорил тебе тогда, — у меня отличная память, — до сих пор яснее всего вижу этот квадратик кожи, который хотел поцеловать. И еще… Еще я запомнил твой запах. Я ведь первым делом тебя обнюхал. Ты хорошо пахла, очень хорошо…
Вдруг ты поднялся. Посмотрел на часы. И ушел.
У него есть подружка, сказала я себе, есть женщина, которая его ждет, и к ней он торопится. У них свидание. Он пришел сюда убить время до встречи. На секунду я позавидовала этой женщине — еще бы, у нее такой пылкий, такой цельный, такой настоящий мужчина. На секунду я пожалела, что этот мужчина не мой, что он — такой цельный, и пылкий, и настоящий — был моим всего несколько мгновений, но потом я подумала, что ж, такова жизнь, и ничего тут не поделаешь. Посмотрела, как ты уходишь, и забыла о тебе.
Забыла.
Все нормально, сказала я себе. Ты — не для меня. А если вспомнить, сколько глупостей я в тот вечер наговорила, нечего удивляться, что ты ушел, ничего не сообщив напоследок, не спросив у меня адрес или телефон. Я тоже ушла и легла спать. Одна.
И даже не очень уж опечалилась, потому что забыла тебя.
Я решила распрощаться с любовью, как актер прощается со сценой. Я устала все время играть одну и ту же роль. Меняются декорации, меняется герой-любовник, но моя роль все та же. В прологе — воплощенная нежность и невинность. Когда занавес падает — убийца, мертвая внутри. Как будто какой-то неизвестный автор пишет для меня подлинную трагедию, а я как прилежная ученица, мнения которой никто не спрашивает, послушно твержу назубок вызубренный текст.
Я полагала, что другого выбора у меня нет.
Сама себе я казалась мулом, прикованным к ярму, ходящим по кругу, прокладывая одну и ту же борозду. Я добровольно покинула невеселый праздник жизни, на котором разбиваются сердца.
Хотя мне все еще случалось поддаться порыву, с самозабвением бросаясь к детям, подругам, друзьям, всем обездоленным и погибающим от удушья. Я приносила им немного свежего воздуха, помогала отвоевать немного свободы. Я отдавала им свои глаза, чтобы они могли посмотреть на себя со стороны, открыть в себе сокрытые сокровища и оценить себя по достоинству. Я ничего не ждала взамен. Если кто-то из них проявлял ко мне встречный интерес, я удивлялась. Удивлялась и не верила. Потом, очень скоро, начинала испытывать беспокойство, нервозность, даже отчаяние. Попробовал бы кто-нибудь в эту минуту приблизиться ко мне на лишний шаг — я бы тут же показала зубы.
Почему любовь легче дарить, чем принимать?
Мне предстояло понять это позже, гораздо позже.
Я научилась любить — очень немногих избранных, это верно, и с определенными оговорками, но все-таки начало было положено.
Однако полюбить мужчину у меня не получалось никак.
Мужчины. Со своим мужским достоинством, нацеленным прямо на меня.
Я могла любить только тех мужчин, которые совершенно не интересовали меня в сексуальном плане, или тех, кто абсолютно не интересовался мной в сексуальном плане.
Что до остальных… С ними я вела непрекращающуюся войну.
Я не одна была такая.
Другие женщины, которым некому больше было открыть душу, рассказывали мне на ушко одну и ту же горестную историю, пели один и тот же припев, сочащийся желчью и злобой. Все мужики — сволочи, эгоисты, бабники, жмоты, брехуны, зануды, их никогда не дозовешься, когда они нужны, им все до лампочки, да еще вечно жалуются, как они устали. Они устали! Послушать такого — машина у него самая большая, а мобильник, наоборот, самый маленький; положение — самое прочное, жена — самая ласковая, хрен — самый охренительный, не говоря уже о прочих мелких достоинствах. Уши вянут! Они заводили одну и ту же заезженную пластинку и в один голос изливали на меня свое мстительное презрение. То ли дело мы — женщины! Мы отважны, добросовестны, ответственны, мы всегда добиваемся результатов, все делаем быстро — оп-ля, и готово! — мы любознательны, открыты, предприимчивы, внимательны, свободны. Мы проделали немалый путь. Освободились от мамочкиных и бабушкиных корсетов, выбросили на помойку их тесемки, шпильки, косы, пучки, реверансы, фартуки, халаты, а самое главное — их жалобно протянутые за подачкой руки.