Потом я вернулась в комнату и легла рядом с тобой.
Ты спал. Ты был красивым и царственным. Звезды сияли на твоем гордом лбу. Я тихонько забралась к тебе подмышку, заняла свое законное место.
Может быть, чтобы научиться принимать, нужно просто все время давать, давать неосмысленно, безрассудно, изображать любовь до тех пор, пока не почувствуешь ее всем сердцем, всем телом?
– Ты прекрасно умеешь давать! – протестует Кристина. – У меня никогда еще не было такой подруги как ты! Перестань думать, что ты не умеешь любить! Ты даешь мне так много, что я чувствую себя в неоплатном долгу!
– С подругами мне проще… Почему у меня не выходит с мужчинами? Мне кажется, что любить – это принимать без обсуждения, давать, не ставя условий… А они говорят: я буду тебя любить, если ты изменишься, будешь делать то что я скажу, иначе у нас с тобой ничего не получится… Когда мы с ним ездили к морю, все было именно так! Нет, послушай, я хочу, наконец, понять! Со мною что-то не так!
– Может, не с тобой, а с ним…
– Это было бы слишком просто! Ты же знаешь, что обычно виноваты оба.
– И все-таки в этой его мании заваливать тебя подарками, в этой неуемной жажде любви и обладания есть что-то ненормальное. Что-то здесь нечисто… Ты ведь уже попыталась ему все объяснить, когда он накупил этих отвратительных пирожных! Он должен был прислушаться.
– Он ничего не желает слушать, он любит меня так, будто на моем месте совсем другая женщина. И этой другой он изо всех сил пытается угодить, а она все не успокаивается и вечно требует большего!
Мы, сидя рядом, смотрим на ее новую большую любовь. Он красив, статен, в самом соку. Его зовут Симон. Он невысокий, но крепкий, коренастый, яркий. Его внешность располагает, его репутация безупречна. Считается, что он «в равной мере наполняет спокойствием того, кто склонен давать, и того, кто склонен принимать». По крайней мере, так говорят.
– Где ты его откопала?
– На набережной. Он мне сразу приглянулся, и я подумала: почему бы не начать с него?
– Не начать что?
– Любить. Это может показаться глупостью, пустым ребячеством, но надо же с чего-нибудь начать. Я в самом начале пути! Ты же знаешь, у меня тяжелый анамнез.
Кристине было восемь лет, когда ее мать сбежала из дома. В Швецию. Неожиданно для всех. С утра она по обыкновению поцеловала своих четверых детей, и те спокойно отправились в школу, а под вечер вернулись в пустой дом. Она бросила мужа и детей и удрала, прихватив с собой всю мебель. И собаку. С тех пор Кристина никому не верит, и позволяет себе забыться лишь в самых крайних случаях, да и то ненадолго. Она привыкла жить в одиночестве, ничего не ждать от других, и едва на ее горизонте замаячит любовь, как она умело направляет отношения в другое русло, переводит их в ранг доверительной дружбы, остроумного приятельства. Прирожденное чувство юмора помогает ей защититься от тех, кто ведет себя слишком нежно, слишком настойчиво, позволяет держать их на расстоянии. Когда кто-то признается ей в любви, она со смехом оглядывается вокруг, словно желая обнаружить того, кому предназначены эти слова.
Она грызет заусенцы и поглядывает на своего Симона со смешанным чувством нежности и тоски, легонько гладит его, и склонившись, вдыхает его запах.
– Нелегкая работа! – смеюсь я.
– Не смейся! Мне еще учиться и учиться.
– Чему учиться?
– Настоящей любви. Настоящая любовь всегда бескорыстна. Ты любишь другого таким, каков он есть.
– На таком примере научиться несложно!
– Вся беда в том, что любить, не выдвигая условий, почти невозможно. Рано или поздно любимый человек говорит или делает что-то такое, что мы чувствуем себя разочарованными.
Я киваю. Может быть, мне тоже стоит завести безмолвного Симона.
– Я буду на нем тренироваться, буду уделять ему время как минимум раз в день. Я буду с ним беседовать, признаваться ему в любви, говорить, что он красивый, независимо от того, выглядит ли он усталым или полным сил, и постепенно я почувствую свою ответственность, свою сопричастность. Вернувшись вечером домой, я уже не буду ощущать себя одинокой. Ведь рядом со мной будет он.
– Да уж, куда он денется!
– Я буду заниматься им не спеша, без раздражения, уделять ему все больше времени, все больше внимания, и когда-нибудь мне, наверное, удастся расширить свои горизонты и делиться нежностью с другими людьми.
Она замолкает, гладит Симона пальцем.
– С ним я смогу учиться, не торопясь.
– Он не будет сопротивляться!
– Посмотрим, что получится. Знаешь, это требует от меня определенных усилий. Я ведь не привыкла заниматься кем-то, кроме себя. Все время я, я, я, надоело… Что толку быть одной…
– Согласна. Это наша общая проблема.
– Что меня беспокоит, так это то, что я не сильна в цветоводстве. Стоит мне взглянуть на цветок, и он немедленно вянет.
– Они тебя проинструктировали при покупке?
– Да, к счастью.
– После цикламена думаешь завести собаку?
– Вообще-то я собиралась перейти непосредственно к мужчинам!
Не знаю, разумно ли это…
– Поживем – увидим. Думаю, с Симоном у меня быстро все получится.
Я почти завидую Кристине: какой-никакой, а все-таки выход, хотя, глядя как она колдует над своим Симоном, я едва удерживаюсь от смеха. Во всяком случае, я ее не осуждаю. Я не пытаюсь растоптать цикламен ногами, обозвать ее кретинкой и убежать, хлопнув дверью, как вероятно повела бы себя, заяви мне любовник, что он завел себе Симону и будет на ней тренироваться в любви.
– А что бы ты делала на моем месте?
– Ну, не знаю… Попробуй понять его. Выясни кто он и откуда, в какой обстановке рос, спроси про родителей, про детские потрясения, узнай что для него имеет значение.
– Он никогда мне ничего не рассказывает. Никогда.
– Значит, ты мало спрашивала.
– Нет, что ты! Просто он принял это в штыки!
– Людям нравится, когда кто-то интересуется их жизнью. Говорить о себе любят все.
– Только не он!
– Попробуй расспросить его еще раз, только как-нибудь поделикатнее. Постарайся выяснить, кого он любил до тебя. Спроси, он наверняка ответит.
Я отрицательно качаю головой.
– Такое ощущение, что он пытается убежать от самого себя, что он сам себя не любит, ненавидит свою прошлую жизнь. Похоже, он хочет все позабыть, начать жизнь сначала, с чистого листа, и считает меня идеально подходящей на роль партнерши по эксперименту.
– Что позабыть?
– Не знаю.
– Другую женщину?
Я и вправду не знаю. Я чувствую, что с ним что-то не так, но поставить диагноз не могу. Иногда он смотрит на меня таким безумным и затравленным взглядом, накидывается с такой жадностью, словно хочет меня проглотить, обращается со мной как с куском глины, будто стремится вылепить высшее существо и вознести на вершины своего обожания. Кажется, он хочет, чтобы я жила вместо него, заняла его место. Он пытается во мне раствориться, чтобы все позабыть.
– Иногда мне начинает казаться, что я для него не существую, что его любовь предназначена другой.
В его теле, в его лихорадочно горящих глазах, в судорожном подрагивании ноздрей, резких пронзительных интонациях ощущается невыносимая тоска, отчаяние затравленного раненого зверя, уставшего от жизни, всеми силами пытающегося вырваться и убежать. Он встает на дыбы, выпускает когти, сгорает от нетерпения, рвет и мечет. Я чувствую как от смертельной тоски немеет его тело, он начинает задыхаться, бьется в конвульсиях… В такие минуты он берет меня будто легкую куклу, будто легкое, которого ему не хватает. Я его кислородная маска, его спасательный круг, только овладев мною, он может успокоиться, вдохнуть полной грудью.
Моя главная задача – понять, почему мы полюбили друг друга, каким образом наши с ним истории пересеклись, заставляя обоих пламенеть от страсти. Эта ненасытная жажда друг друга, это бешеное влечение плоти таят разгадку, ключ к тайне, которую я обязана раскрыть, чтобы продлить нашу любовь, чтобы из бесконечной стычки, утоляющей телесный голод, она переросла в нечто большее, в нечто плодотворное.