И все же надо идти!
Хотя бы из благодарности за заботу об Ибрагиме. Недаром говорят: негоже терять друга доктора, в дороге спутника палку и кассира родича! Они всегда пригодятся.
Я видел, как она вышла из тени гостиничного подъезда и, пронзая каблуками снег, зашагала по улице.
— Проводите меня домой!
— Будет сделано!
Мы вошли в серую тьму переулка. Полусельская окраина города встретила нас мелким снегом и холодом, предвестником ветра с гор. Докторша шла с трудом, снег все время набивался в туфли. Когда последние дома остались позади, она взяла меня под руку. Расчет верный — до больницы вряд ли нас кто-нибудь увидит! Мало того, она сунула ко мне в карман свой холодный кулак и вложила в мою ладонь. Так мы и шли.
— Понимаете, мне трудно идти без опоры.
— Пожалуйста, пожалуйста! Я могу и понести вас, если хотите.
— Не нужно!
— Как желаете!
Спасаясь от ветра, она наполовину спряталась за мое плечо. Я выше ее на полторы головы, грудь колесом, силушкой бог не обидел. Я крепко держу ее руку. Сейчас она мне кажется хрупкой и не привыкшей к метелям девушкой. Рядом с ней я чувствую себя рыцарем, мне жаль ее, и я готов нести ее на руках. Но поскольку с первой минуты нашей встречи она захватила бразды правления в свои руки и всем своим видом призывала к молчанию, я и не заговариваю. Ведь мы, крестьяне, умеем держать язык за зубами и когда надо и когда не надо. Три четверти жизни крестьянин проводит сжав зубы. А ежели среди нас и появится какой говорун, у кого слова обгоняют мысли, то так и знай — папенька его во время какой-нибудь инспекционной поездки, ревизии или после собрания прижал его маменьку где-нибудь в клети или за стогом сена. Или же крестьянин от долгого молчания повредился в уме и мелет всякий вздор, тараторит от страха перед тишиной, которая снова сомкнется над ним, если он перестанет.
До больницы я не услышал даже вздоха. Только раз она шевельнула кулаком в моей руке в кармане… Легкое движение, и снова покой. И тепло ее тела, спрятавшегося за меня.
В дверях больницы я остановился, изготовившись пробормотать слова прощания.
— Войдите! — приказала она.
— Есть войти!
Я вошел.
Она пропустила меня первого в свою комнату. Задвинула занавески. Бросила на стул пальто и шарф.
— Садитесь, я сварю вам кофе.
— Есть садиться!
Она вышла.
Белая кровать с веселым пестрым покрывалом. Круглый стол с кружевной скатертью. Три кожаных кресла. Довоенная комната. Старинный гардероб с наполовину застекленными дверцами. Рядом — две полки с книгами. В углу — железная жардиньерка с горшком. Цветы однотонные, с плотными листьями. Топится печь. Свет не белый, в нем много здоровой красноты. От вещей и пола пахнет дешевым одеколоном.
Я перебрал в памяти все, что прочно и неколебимо лежит в основании дружбы, привлекательности и всяких сантиментов, чем продиктованы поздравления, приглашения и гостеприимство. Может быть, она все еще старается оплатить мое молчание? Или грубое высокомерие по каким-то неведомым мне причинам вдруг перешло в горячую симпатию? И милая докторша спешит возместить мне те прискорбные дни, когда она выгоняла меня и обзывала идиотом? А может, мне готовится что-то такое, для меня пока неясное, после чего я должен буду публично признать себя идиотом!
Я уж начал было взвешивать все «за» и «против», когда она вошла с подносом, на котором звенели чашки, рюмки, вилки и пузатая стеклянная и фарфоровая посуда. Обслуживание, прямо скажем, господское: много блеска, а не разъешься. Расставила на столе рюмки, холодную, тонко нарезанную телятину, хлеб, положила две пачки сигарет, каких мне еще и видеть не приходилось. А я, простак простаком, сижу как чурбан, сложив руки на коленях, смотрю и не смотрю, жду и не жду, когда она начнет. Она поставила кофейную чашечку и смерила меня с головы до пят. Поставила вторую, и снова хлестанула меня насмешливым взглядом. Наполнила рюмки, и снова — смотрит, оценивает. Поставила кофе на огонь, вернулась и, пристально вглядываясь в мое лицо, точно следователь перед тем, как начать допрос, взяла рюмку.
— Пейте!
Я чуть не вскочил и не грянул: «Есть пить!»
— Пейте еще!
Выпили по второй.
— Не хотите сказать тост?
— По какому случаю?
— Ну хотя бы… в честь нашей дружбы!
— Да пошлет нам бог здоровья!
— Ну, будем здоровы! Кофе потом. Ракия хорошая?
— Хорошая, товарищ доктор!
— Берите мясо!
— Спасибо, уже взял. Хотите «Мораву»?
— Я не курю. Хотя дайте! Сегодня я буду пить и курить.