Я все еще безумна. Бесспорно. Но теперь не настолько больно, одиноко и страшно, и я стала чуточку счастливее. А не это ведь самое главное? Быть чуточку счастливее, чем был вчера.
После последнего разговора с Димой я начала лихорадочно думать. Думать о своих голосах и галлюцинациях, и впервые задумалась, что вижу их не просто так.
Я поняла, что слышу Скелета, когда мне страшно. Сердце бьется так сильно, что, кажется, вот-вот выскочит из груди. Тогда приходит Скелет, олицетворение моего страха, и вырывает его из того место, откуда оно выскакивает. Осознав это, я услышала, как он кашляет за спиной, и закричала, что бы он убирался.
- Мне надоел твой кашель, - закричала я. - Проваливай! Проваливай и оставь мое сердце в покое!
Я кричала и смеялась от чувства облегчения, зная, что больше не услышу его.
В комнате было темно, но я видела каждую вещь от луны, что замерла напротив окна. Я видела шкаф и несколько тумбочек, большого хомяка в углу, прямоугольное с мой рост зеркало справа от кровати. Раньше мое отражение пугало меня, но сейчас я не испытывала страха. Он ушел вместе со Скелетом.
Мама, сонная и взъерошенная, ворвалась ко мне в комнату и села на кровать, тяжело дыша.
- Что опять, Надя? Что такое? - спросила она.
Не отвечая, я смеялась. Смеялась не оттого, что безумна. Нет. Смеялась от переполняющих эмоций, и если это и выглядело безумно, на самом деле таковым не являлось.
Я хотела рассказать об этом маме, но слова снова куда-то попрятались, испарились, утонули в водопаде испытываемых чувств.
- Господи, Надя, только не говори, что опять началось. Сейчас не время, ты понимаешь? Только не сейчас, не опять.
Мама схватила меня за руку и сжала так сильно, что стало больно. Я не хотела, чтобы она волновалась из-за меня. Утонувшая Девочка уже начала сыпаться обвинениями в голове.
Пытаясь успокоить маму, я сказала:
- Все хорошо. Дима сказал покопаться в себе, и я покопалась. Я нашла свои страхи.
Мама отстранилась от меня, словно я оттолкнула ее.
- И часто он просит тебя об этом? - спросила она холодным, отрешенным голосом.
- Каждый раз.
Не говоря ни слова, она встала и вышла из комнаты. Я услышала, как хлопнула дверь, и как мама начала что-то кричать. Я поняла, что она кричала на Диму, потому что в следующее мгновение уже его голос раздавался из коридора. Мама кричала, но он отвечал спокойно и равнодушно. Через пять минут крики прекратились.
- Надя, ложись спать, - устало проговорила мама. Она замерла в проходе. В темноте я не видела маминого лица, но ее сгорбленная фигурка вызвала во мне беспокойство.
- Все нормально? - спросила я.
- Да. Ложись спать.
Мама закрыла за собой дверь. Я уснула, когда луна медленно уплыла из моего поля зрения.
ДИМА
Утром я проснулся с какой-то глубокой и в первые секунды непонятной мне тяжестью в груди. Я сидел на кровати, мысленно прокручивая причины этих неприятных ощущений, пока не вспомнил ночной визит тети Марины. От злости, что принесло воспоминание, заныли кости на руках, как всегда бывает, стоит мне не на шутку разозлиться.
- Ты надоел мне, поганый мальчишка! - кричала она. - Убирайся, слышишь?! Что бы утром тебя не было! Я устала, черт тебя дери! Оставь ее в покое!
Я закрыл глаза, сжав зубы до скрежета, и несколько раз вздохнул. Тетя Марина не раз бросалась словами, о которых - я знаю - потом жалела. Не нужно принимать близко к сердцу все, что она говорит, но и испытывать ее терпение тоже не стоит.
И все же, раздраженно подумал я, какая же тетя упрямая! Не понимает, что Надя должна разобраться в себе. Как же она тогда вылечится, если не будет ничего для этого делать?
От терзаемых чувств я передернул плечами и неровно выдохнул. Сердце билось в конвульсиях. Казалось, все тело мучается из-за злобы и раздражения - вечных моих попутчиков.
К счастью, тети Марины не было дома, и к обеду я смог полностью успокоиться. Чувство собственного достоинства теперь не порывало собрать вещи и уехать первым же поездом.
- Надя, что такое?
Сумерки к тому времени уже начали сгущаться, обесцвечивать природу, покрывая серо-голубым отблеском, какой появляется перед тем, как солнце окончательно скроется за горизонтом.
Надя стояла у окна, дергая головой и судорожно жестикулируя руками. Она вытянула губы и шевелила ими, как шевелят лошади или жирафы; изо рта у нее текла слюна, глаза были навыкате, из горла доносились нечленораздельные звуки и нервные смешки. Время от времени Надя втягивала шею в плечи и крутила глазами из стороны в сторону, будто за кем-то наблюдала.