— Так это же самое оно, в финале поставить, вроде как, кукла ожила! — отмахнулась режиссёрша. Мы со Сникерсом одновременно пожали плечами, при том он недоверчиво покосился на меня, и я отвернулась.
— Я ваще-то спать хочу, — сказал я тупо, стягивая перчатку. Больше не могу, ей богу!
Улеглись, кто где, я даже умываться не стала, и не переоделась. Повалившись на продавленный диван, завернулась в толстый старый вонючий плед, и лишь сомкнув глаза, уплыла туда, где…
Мы втроём, напившись злого неразбавленного виски «Джэк Дэниелс» развлекались на полную катушку: разыграли сценку обыска арестантки, типа Ветер на улице задержал Гдетыгдеты и привел в «отделение» (ко мне на хату). Там я уже дожидалась их, при всем параде «полицейской»: в косухе, узенькой кожаной юбочке с широким ремнём за который вместо резиновой дубинки или шокера заткнута почему-то садитская плётка. Видон дополняли мои излюбленные тяжелые гады, чулки в сетку и строгая кепочка надвинутая на правую бровь.
— Добрый вечер, сержант, что у вас сегодня? — усмехнувшись, я подошла к «задержанной». Та нагло ухмылялась мне в лицо, играя свою роль как по писанному. Я рассмотрела Гдеты как следует — ну, самого проституточного вида. Коротенькая джинсуха с замочками, майка с неприлично-глубоким декольте, в котором сразу видно, что лифчик девочка забыла дома. К этому всему джинсовая юбчонка, по ширине больше похожая на пояс, голый живот, чулки с рисунком, лаковые сапоги на огромных каблуках. И в завершение образа чёрный обвод глаз, алая помада, волосы во все стороны, огромные серьги-кольца, жевачка и кроваво-красные накладные ногти. Ей, конечно, не особо-то идёт — у неё фигура не слава богу. Но в этом и был особый «шарм», проститутская уличность. Я просто удивилась — ведь может же! Чего раньше выебывалась, тихоня?
— Эта девушка подозревается в торговле телом и незаконном хранении наркотиков! — ответил Ветер.
— Значит, будем искать! — сказала я, и принялась лапать подружку, «обыскивая». Нашла в трусиках гашиш, и с воплем:
— О-хо-хо, сержант, взгляните-ка на это! — отдала его Ветру.
— Ты должна бы знать, чем тебе это грозит, шлюшка! — помахала я перед лицом наглой девки, и резко приблизившись, впилась в её накрашенные губы. Потом снова грубо всунула в неё пальцы, и «довела» Гдеты так, под предлогом «Сейчас изнутри проверим!». Сама смотрела из-за её дрожащего плеча на Ветра, как он любуясь нашей забавой дрочит жадно. Вынув влажные и липкие пальцы, похотливо облизала, и посмотрела на Ветра:
— Что вы думаете по поводу этой сучки, офицер?
— Продолжайте, офицер, она должна получить хороший урок правосудия! — холодно бросил он.
Тогда я согласно кивнув, развела ей ноги ещё шире, так, что она чуть не упала, едва удержавшись, и стала трахать её концом плети. Она вскрикивала, запрокидывая голову, и кусала губы, пока Ветер не остановил нас, отобрав плётку. Он властно поставил Ленку на колени, заняв ей рот, меня притянул к себе, раздвинул ноги и трахал своими длинными пальцами, доставая кажется, до самого сердца… Пока я ласкала себе соски и клитор.
Потом все злобно и бурно кончили, и раскурились мирно Ленкиным гашем. Расслабон…
Я с наслаждением вдыхала теплый мутный дым, когда голос Портвейн ворвался в сознание, безжалостно вырывая из нашей чудной компании извращенцев:
— Дика, эй, девочка, работать!
— А? — резко распахнулись мои глаза. — Что за херня?
— Какая херня, всё, вечер уже, работать надо! — Порта сидела передо мной на корточках. Я тупо смотрела на неё, слишком медленно приходя оттуда — сюда. Чёрт! Сон, явь — свихнуться можно!
— Уже и Шут пришёл, ты и так дольше всех спала, дорогая! — увещевала режиссёрша, пока я размазывала по лицу остатки грима, продирая глазки.
— Мы уж и пожрали, и свет отстроили, всё жалели тебя, не будили, думали, сама, пока суть да дело встанешь!
Я кое-как поднялась, и поплелась умываться. Портвейн — за мной:
— Платьице-то отдай, погладить надо!
Потом я поела торопливо, и снова за дело!
Сегодня вся работа заключалась в том, чтоб как можно более кукольней и сексапильней распиннывать остатки засохшей жратвы, танцуя на столе. А Шут, пока я отдыхала, изображал добухавшегося до «белочки» извращенца, которому явилась его больная фантазия — кукла-шлюха.
Измотавшись до тихой истерики, я упала как вчера под утро, на диван, и не помня себя, уснула.
На следующий вечер всё повторилось. Только сегодня мы снимали крупные планы — я надувала губки, строила глазки, моргала, и кочевряжилась так и этак, под строгим глазом камеры Сникерса, и окриками Порты.
Проснувшись в очередной раз всё в той же обстановке, я собралась снова работать, но Портвейн объявила, что я пока здесь больше не нужна, и могу идти по своим делам. Не зная, радоваться такой свободе или огорчаться — они меня здорово отвлекли от всех моих траблов! — я поплелась к себе, где спала, ела, уже привычно качала пресс через стул, и ни о чем не думала, ожидая вызова Портвейн, перебирая в памяти эпизоды последних угарнейших ночей. Мне хотелось продолжать и продолжать… Где-то через неделю — я не следила за временем, — Порта позвала к себе домой, отсматривать готовый материал. Я помчалась как ошпаренная!
Сюжета я не знала, и передо мной на мониторе развернулась такая история: парня глючит от пьянки, и однажды ему в одиноком запое является живая мечта — пластмассовая кукла в натуральную человеческую величину. Какая была в детстве у его сестрёнки, и на которую он дрочил… только, конечно, более развращенный вариант. И вот, она пляшет для него, а он не знает, сбежать в ужасе, или пригласить её прилечь на диванчик… Шут очень хорошо сыграл всю эту гамму оттенков нелёгкого душевного выбора на алкоголическом лице. И я молодец, однако. Сучка пластмассовая, как она есть.
Пиндец. Я смотрела обалдев, в голове моей заварилась жуткая каша — вроде это и я, а вроде надо и отрешиться от всего, и оценить поверхностным взглядом.
— И кто это додумался до такого извращения? — вырвалось у меня само-собой.
— Шутец, кто ж ещё! — усмехнулась Портвейн.
— Да уж, следовало догадаться! — кивнула я.
Забрав свой положенный экземпляр, я вышла несколько разочарованная — неужто ж это всё? А я почему-то была настроена продолжать и продолжать. Думала, что клип — это дольше… чёрт. Чем же мне опять занятья? Первым делом, надо прозвонить всех моих, и похвастаться работой! И Жанночке отправить отчёт. Что она скажет? А Ветер… сердце больно кольнуло. Пошёл он в жопу. Да только больше не пошёл!.. Всё, надо возобновлять репеты!
А этот чёртов Шут прикопался ко мне не на шутку! Каламбур, блин. Вот и сегодня, собираясь на репу, не успела я один глаз накрасить, как звонок:
— Привет, Дика! — этот голос его вкрадчивый, мудацкий.
— Привет! — и чё я с ним ваще разговариваю, если он мне не нравится?
— Чем занята, подружка?
Я чуть не подавилась — какая я ему подружка?
— А чё, опять подпеть некому? — сразу к делу! Не хочу с ним общаться больше. Тех разов хватило.
— Смело, однако! — хмыкнула трубка.
— Ну, так и чё хочешь-то, Юра? — я специально назвала его по имени, отлично зная, что он этого терпеть не может.
— Я дело тебе предложить хочу, Иванушка!
Хы, думает, ответил? Я со злобным удовлетворением отметила, что достала его. Йес!
— Какое-такое? — прижав трубку к уху плечом, я продолжила краситься — время, товарищи! Ладно, хоть свежестриженный ирокез не требует особых забот!
— Да у меня вот тут презентейшн «Изгнания святых» в следующую пятницу, твою партию за тебя исполнить точно некому!
— В пятницу? — меня уже несло: — А что, на выходной день за аренду денег не хватило?
— А мне пятница милее и ближе! — ласково ответил этот гад. Ну и хрен с ним, а мне уже бежать пора!
— Ладно, давай потом поговорим! — и собралась уже спешно прощаться, но он успел сказать: