А еще чувствовала все такое же напряженное дыхание за спиной, согревающее своим теплом затылок.
— Я спросила, что вы делаете? — подступивший страх заставил невольно вздрогнуть.
Он почувствовал. Руки мгновенно исчезли, словно их и не было. Профессор отступил от моего стула, и я, наконец, смогла сделать глубокий вдох. Только его, потому что тело все еще не слушалось, в то время как мозг уже посылал сигналы бежать.
— Это массаж, — он кашлянул, стоя где-то у окна. — Я хотел помочь.
Его голос охрип. Мой, казалось, и вовсе пропал. Я проглотила очередной колючий ком и потянулась за рюкзаком. Подрагивающими руками расстегнула молнию и начала укладывать книги, тетради, какие-то бумаги, карандаш… Я не видела, что бросала, глаза отчего-то заплыли.
— Уже поздно. Мне пора.
— У нас осталось еще двадцать минут.
— Простите, я действительно плохо себя чувствую. Лучше пойду.
Схватив рюкзак, я поднялась со стула. В голове стоял шум, в крови толчками сновал адреналин. Я была озадачена. Мне было страшно… А в голове роились мысли, перескакивая и подгоняя друг друга.
Мне показалось!
Мозг, загруженный уроками, репетициями, занятиями, не выдержал и начал сбоить. Реальность предстала перед глазами в искаженном виде. Ведь то, о чем я подумала… Этого просто не может быть!
Нет!
Нет?..
Мистер Смитт, человек, которого я знала уже много лет, с которым мы могли часами разговаривать, не мог так поступить. Он не позволил бы себе переступить черту, которая сейчас, разрушенная, лежала обломками у меня под ногами…
Я знала, что это невозможно. Но после того, как сама же убедила себя в неправильности поспешно сделанных выводов, стало еще хуже. Противнее... За то, что подумала плохо о человеке, к которому испытывала глубокое уважение. За то, что позволила себе оскорбить его своими подозрениями. Щеки запылали, желание расплакаться нахлынуло с новой силой.
— Простите еще раз, — сдавленным голосом, балансирующем на грани шепота, я выдавила извинения и, забросив рюкзак на плечо, сделала шаг.
Один.
Потому что второй так и замер вместе с приподнятой ногой, а потом и вовсе рухнул в бездну отчаяния, приклеив ноги к полу. От звука, разнесшегося по гостиной, отскочившего от стен и эхом застрявшего в ушах.
— Нет!
Я вздрогнула, закрыла глаза и задержала дыхание. Хотелось бежать. Настолько быстро, как никогда раньше, срывая легкие и забивая мышцы. Но тело отказывалось подчиняться…
Замерев на месте, я слышала за спиной тяжелые шаги и понимала, что нужно развернуться. Потому что видеть перед собой неизвестность было еще страшнее. Медленно преодолевая тяжесть в теле, я обернулась. Профессор измерял комнату широкими шагами, бросая быстрые взгляды в мою сторону.
— Я вас не понимаю, — пусть шепотом, но я знала — он услышал.
Остановился, ухмыльнулся и зажал пальцами переносицу.
— Не понимаешь… Не-по-ни-ма-ешь. Конечно, ты ничего не понимаешь, — он сбивчиво пробормотал и вытер ладонями лицо. А потом резко опустил руки и взглянул на меня. — Чего ты не понимаешь, Эмми? Того, что делаешь со мной? Того, что я схожу с ума, видя тебя каждый день на уроках, в школьных коридорах, на улице, здесь, в моем доме? Этого ты не понимаешь? Или того, что я до дрожи в пальцах хочу прикоснуться к тебе? Не понимаешь? — голос сорвался и перешел на крик. — Ты действительно не понимаешь?!
— Это очень… очень п-п-плохая шутка. Мне не смешно…
— А ты видишь, что я смеюсь? Сейчас, по-твоему, мне смешно?
Хотелось ответить, сказать что-то. Но слова застряли в горле, не сумев побороть прожигающий лицо настойчивый взгляд. Он пугал, пробирал до костей и сжигал внутренности.
— Это неправильно. Вы ведь… вы ведь мой учитель. Вы не должны так…
— Наоборот, Эмми. Я должен. Должен, наконец, сказать, что чувствую. Ясно? Должен сделать то, что могу, а главное, что хочу, — он сказал и двинулся ко мне.
Расстояние сократилось на два шага. Я дернулась и ударилась об угол стола, с которого, чуть качнувшись, на пол упал стакан. Но на него никто не обратил внимание. Я сильнее сжала ладонь на шлейке рюкзака. Ладони вспотели, тело начала бить мелкая дрожь. Не моргала, страшась даже на секунду прикрыть веки. Я смотрела прямо на него и тонула в омуте серых глаз, пытаясь найти в них такие необходимые мне сейчас ответы.