– Сядь!
Девочка покорилась, а Немчиха взялась втыкать длинный нож в огромный кусок свинины, что лежал на столе. В каждую прорезь всовывала она по дольке чеснока. Нож был туповат, и гостья мысленно стала помогать хозяйке. Табурет под нею взялся поскрипывать.
– Чё ёрзаешь?! – окрысилась Варвара.
Нюшка притихла, а хозяйка прошла до горячей плиты, грохнула там синей мискою, кинула в неё кусок масла, сказал в сердцах:
– Только проснись мне, курвёха! Я т-те справлю именины!..
Она вернулась к столу. Льняное полотенце, что таило у печи на лавке что-то бугристое, задетое хозяйкиным подолом, сползло на пол – оголило поставленные на ребро круглые хлебные булки. Из эмалированного таза вылупились на девочку жёлтыми яичными глазами сдобные шаньги.
– У, ладья! – обозвала себя Немчиха. – Раскурдючилась…
Она подхватила с пола накрыву, отряхнула и заново прикинула ею готовую стряпню. Но одна из шанег осталась глядеть на гостью яичным оком.
Нюшке показалось, что она шепчет, почему-то картаво: «Дурлочка ты дурлочка…»
На плите, в синей миске зашипел ком сливочного масла. Глянцевым оплывом он тоже стал пялиться на гостью. Оседая, он словно хотел спрятаться за край посудины. А когда осел, начал плеваться на плиту синими огоньками.
– Раззява чёртова! – спохватилась хозяйка и впопыхах сдвинула чашку голой рукой, отчего затрясла пальцами, заругалась: – Задурили совсем башку, что б вы все передохли! Где тряпка? – чуть не вывернулась она мездрой наружу.
Нюшка соскочила с табурета – подать тряпку, которая лежала на краю стола. Однако Немчиха рявкнула так, что во дворе вновь отозвалась Халда:
– Прыгай мне тут! Тряси вшами!
Девочка бросилась к порогу, но Варвара ухватила её за шиворот, пихнула на прежнее место.
– Сядь! – приказала. – Сщас проснётся сучонка моя – разберусь с вами: кто кого приглашал…
Немного погодя она стала выговаривать Нюшке:
– Гляньте на её. Капся капсёю, а туда же – в гордость! И знать не хочет, чья она дочь… Вот порода! Ты мне поясни, – потребовала она, – на какой такой вершине вы все, Быстриковы, стоите, что и до макушки вашей не доплюнешь? Ну, врачи! А чё наврачевали? Пару драных штанов? В бабкиной вашей завалюхе доброму вору и прихватить-то нечего…
Девочка понимала, что Немчиха говорит уже не ей. Говорит она в ту избушку, где её бабушка думает, что внучка от подобревшей Немчихи принесёт сдобную булочку – угостить больную подружку Тамарку Будину…
На табурет девочка больше не села – опустилась на корточки у порога, уткнулась лицом в колени. Сначала она принимала хозяйкину говорильню пословно, затем слова смешались, зашумели непогодой, вроде Лиза и в самом деле взошла на вершину горы. Скоро она и впрямь увидела перед собой бескрайнюю неизвестность, поняла, что именно быстриковской породой определено одолеть ей этот простор…
Пойми Варвара, каким уроком для девочки послужит её брехня, подавилась бы словом. Но она токовала и токовала, как глухарь, чуя только себя.
Тем временем Нюшка уже оказалась в бабушкиной хатёнке, где недавно умерший дед Никита, похлопывая худыми ладонями, пел:
Голос у него был хороший, но иных песен он не знал, хотя бабушка уверяла, что в молодости дед ходил в бо-ольших певунах.
Для любимой внучки он готов был петь своих «татар» когда угодно, сколько угодно, только бы она при этом плясала.
– Ну, – смеялась бабушка, – взялся балет…
Кончалась обычно пляска тем, что дед нащупывал под подушкой гостинец и одаривал им «народную танцорку»…
– Уснула!
Нюшка вздрогнула, подскочила, пропустила уже одетую Немчиху в сени. Там Варвара лязгнула дужкой ведра, хлопнула дверью, и скрип её шагов потонул в радостном собачьем лае.
И опять на гостью выпучилась желтоглазая шаньга. Девочка не выдержала, подошла укрыть пучеглазую, но помедлила – спросила шёпотом:
– Чё ты вылупилась? Не бойся – не заберу.
Она пальцем погладила сдобу, похвалила:
– Краси-ивая!
Словно ёлочную игрушку она приняла шаньгу на ладонь, вдохнула аромат ванили, на вытянутой руке стала баюкать сдобу, придумывая колыбельную:
Скрип сенной двери бросил девочку к порогу. Тут она вспомнила про шаньгу, метнулась вернуть. Но хозяйкины шаги кинули её вспять. Она прижала постряпушку к себе и сама прилипла спиной к дверному косяку.
Стоило Немчихе перешагнуть порог, девочка рванулась в открытую дверь и так скоро оказалась на улице, что Халда хватилась лаять, когда калитка уже захлопнулась.