– Вот как! – я тряхнула волосами. – А если нет?
– Тогда умрешь.
– Прекрасно! – я не знала, смеяться мне или плакать. – Чего же проще: родить дракона или умереть? Синяя или красная таблетка, Нео? Сложный выбор!
– Выбора нет. Теперь ты полностью принадлежишь мне. И это, – Кабрера вытянул палец, указывая на ошейник, – тому подтверждение.
– Так забирайте свою игрушку! – с вызовом сказала я и рванула бархат.
Электрический разряд тут же пронзил тело от макушки до пяток. Горло сжало удушьем. Я захрипела, открывая рот, как рыба на берегу, и от слабости упала на колени.
– Смелый поступок, – загремел в отдалении голос каудильо. – Глупый поступок. Никто не снимет золотой ошейник без моего позволения.
Я захрипела снова, когда какая-то невидимая, но грубая сила оторвала меня от пола и потащила вперед, к мраморному постаменту.
– Твое своеволие забавляет, – продолжил Кабрера, и сквозь пелену слез я видела, как яростно полыхают его глаза. – Но не более того. Я все равно найду способ тебя подчинить. Сюда!
Он указал себе под ноги, и та же неведомая сила вздернула меня вверх. Ноги помимо воли сделали шаг, и другой – вверх по ступеням, все выше к трону.
– Пожал… – прошипела я, продолжая хвататься за горло. – Я не могу дыш…
Когда я уже думала, что потеряю сознание, хватка на горле ослабла.
– Это был маленький урок, – донесся голос каудильо. – Ты уяснила его? – и, выслушав мое сипенье, откинулся на спинку трона. – Хорошо. Покорность – это условие твоего выживания. Но есть и другое. Моя невеста должна быть невинна. Поэтому раздевайся.
– Что? – я заморгала, пытаясь смахнуть набрякшие слезы. – Вы шутите?
– Разве я похож на шутника?
По ледяному взгляду каудильо я поняла – нет.
– Раздевайся! – повторил он. – Иначе…
Он сжал кулак. Ошейник сдавил горло, и я прошептала:
– Нет! Прошу вас… Здесь же люди!
И застыла, дрожащая и беспомощная, едва глотающая столь желанный воздух.
– Ах, вот как? – улыбка каудильо стала похожа на оскал. – Ты не только своевольна, ты еще и скромна? Что ж, похвальное качество. – Он взмахнул рукой. – Отвернитесь все!
Я оглянулась через плечо.
Придворные дамы и господа, шелестя платьями и скрипя портупеей, беспрекословно поворачивались к стенам. Маркос, присоединившийся к толпе, отвернулся тоже, на всякий случай прикрыв глаза ладонью.
– Так лучше? – осведомился Кабрера.
– Нет… не могу, – выдохнула я, заливаясь румянцем и вспоминая, что под платьем нет белья. – Это… унизительно!
– Разумеется.
– Вы не посмеете!
– Еще как.
Кабрера щелкнул пальцами. Застежка платья разошлась с противным скрежетом.
– Ах! – вскрикнула я, пытаясь ухватить ускользающий атлас.
Платье, не удержавшись на плечах, упало вниз и легло возле щиколоток волной. Оставив меня абсолютно обнаженной и беззащитной.
Абсолютно открытой.
Мои щеки, должно быть, стали алее атласа. Я только могла, что машинально прикрыть сперва груди, потом лобок.
Сердце колотилось как угорелое.
Каудильо подошел вплотную. Его красивое лицо было совершенно неподвижным, словно гипсовая маска, скрывающая что-то другое, что-то нечеловеческое. У него были хищные змеиные глаза. Левую бровь пересекал тонкий шрам.
– Ты будешь делать то, что захочу я! – заговорил он, дыша на меня смесью рома и дыма. – Вся Астурия делает только то, что захочу я! Ты поняла?
– Да… – еле слышно отозвалась я, дрожа от унижения и вновь разгорающейся в груди неконтролируемой злости.
– Да… что?
– Да, сеньор Кабрера.
– Похвально.
Он разом убрал мои руки и сжал их так сильно, что я опять чуть не вскрикнула от боли.