– Что за безвкусица? – проворчала она. – Живой он, что ли? Так завянет быстро. Давай-ка сюда, выброшу.
– Не дам! – уперлась я, нутром понимая, что подарили мне ее не просто так, да и поддержка в лице даже маленьких девочек будет сейчас не лишней. – Эта роза из сада каудильо! Он сам подарил мне ее!
Горгулья сощурилась, как будто хотела взглядом добраться до самых печенок, потом махнула рукой, и я заколола розу над правым ухом.
Мы снова прошли через анфиладу салонов, в каждом из которых стояло по стражнику, но при виде нас они не шелохнулись, лишь проводили внимательными взглядами. Я снова видела бесконечные портреты с чудовищными рожами на них, и сердце сжималось в страхе. Возле очередных дверей горгулья снова оглядела меня с головы до ног, поправила платье, волосы, потом пихнула в услужливо распахнувшиеся двери, и я оказалась в столовой.
Освещение здесь было приглушенным. Свечи в канделябрах распространяли приятный аромат, отблески огня ложились на натюрморты, поблескивающие масляной краской. Вдоль стен стояла не меньше дюжины слуг. Один из них подлетел, подхватил меня за локоть, и я не успела опомниться, как оказалась за длинным деревянным столом.
– Сюда, сюда, сюда! – услышала я срывающийся от восторга голос. – Анна, садись сюда!
Я обернулась на голос и увидела радостно зовущую меня пухляшку Бланку.
– Прекрати! – тут же отдернула ее старшая сестра, которую я первоначально приняла за мальчика. – Разве ты не знаешь, что место папиной куклы в конце стола?
– Так было ра-аньше, – заканючила Бланка, выпятив нижнюю губу. – А сегодня я хочу сидеть с не-ей!
Старшая Аби завела глаза и фыркнула как пони. Она и была похожа на неуступчивую лошадку: челка нависала над глазами, бросая на щеки густые тени. Единственная из всех присутствующих, она была не в платье, а в штанах и рубашке.
Аби сидела почти на противоположном конце, возле пустующего кресла. По левую руку от нее нетерпеливо ерзала Бланка.
– Все равно будет по-папиному, – меланхолично возразила сидящая рядом художница. Как ее звали? Валенсия? Меня она одарила лишь мимолетным взглядом и вернулась к складыванию оригами из салфеток.
Напротив нее, с другой стороны стола, сидели знакомые мне близняшки, Грасия и Доротея. При виде меня они улыбнулись и перемигнулись друг с другом.
Шестая сестричка – та, которую я видела плачущей в кустах, – спряталась за цветочную вазу и украдкой поглядывала из-за нее, словно мышка из норки.
А где же сам каудильо?
– Папа немного опаздывает, – хихикнула Бланка, словно прочитав мои мысли. – Он решает о-очень важные вопросы по завтрашнему визиту жениха Аби!
– Прекрати! – рыкнула та. – Не будет у меня никаких женихов! Не дождетесь!
Клянусь Богом, я почти увидела, как из-под челки полыхнуло молниями! Но Бланка приложила палец к губам и сказала:
– Ш-шш! Не кричи, сестричка. Разбудишь младшенькую Камилу.
– А-угу-гу! – радостно загулили справа. Только теперь я увидела, что за ее спиной в коляске сидит годовалый карапуз и, улыбаясь до ямочек на щечках, мусолит соску полупустой бутылочки.
Ну что ж, цветик-семицветик в сборе. Где же пестик?
4-2
Беда пришла, когда не ждали. Девчонки успели изъерзаться за столом, я изнывала в ожидании обеда (пустой желудок отчетливо просил наполнения), как оглушительно, точно на пионерском слете, грянули горны.
Лакей распахнул двери и возвестил громко, с завываниями:
– Его наивысочайшее и всемилостивейшее превосходительство! Грознейший и богатейший из живущих! Великий! Могучий! Добрый каудильо Диего Кабрера Медина!
Свечи вспыхнули и вытянули дрожащие огоньки. Я вытаращилась, во все глаза глядя на вошедшего мужчину.
Все, сидящие за столом, подскочили, будто по команде.
Все – исключая меня и малютки в коляске, которая радостно замахала соской.
– Да здравствует каудильо! Слава! Слава! – нестройно прокричали девочки, а я едва не поперхнулась.