Внутри было светло и чисто. Такой умиротворенный уют до этого я видела только на картинках. Дом и был будто с картинки. За окнами – свежая зелень и ровные ряды пальм. На белых диванах – белые же подушки. На полированном столике – поднос с фруктами. Кем бы ни приходилась Валеку эта тетка – она явно не бедствовала. Может, и мои опасения – лишь плод разгоряченного перелетом воображения? Начинать новую жизнь всегда волнительно. Знакомиться с родственниками жениха – и того больше.
– Комнату я вам в мансарде приготовила, – говорила тетка, ледоколом взрезая льющийся из окон свет, в котором плавали золотистые пылинки. – Располагайтесь, развлекайтесь, на ужин я вас жду. Ты, детка, не стесняйся, – произнесла она вдруг, у самой лестницы кладя мне на плечо жесткие узловатые пальцы. – Ты Валентина слушай и делай, что он скажет. И все у тебя будет хорошо.
Я понимающе кивнула, хотя не понимала ровным счетом ничего. Но Валек улыбался безмятежной детской улыбкой, и я опять затолкала беспокойство вглубь и ответила:
– Да, да. Спасибо вам…
– Мама Сусанна, – сказала тетка. – Все меня так зовут.
Странная она, конечно.
Я хотела сказать об этом Валеку, но, едва только оказалась в спальне и присела на краешек постели, как усталость от долгого перелета дала о себе знать. Повалившись на спину, я положила руки под голову и с глупой улыбкой смотрела в потолок на простенькую люстру и деревянные перекрытия, сходившиеся справа под углом.
– Хорошо-то как, коть! – мечтательно протянула я. – Иди ко мне?
Валек оставил чемоданы в углу и осторожно присел рядом.
– Устала? – заботливо спросил он и погладил меня по руке.
– Только немножко полежу, и буду готова на новые победы, – игриво ответила я, перехватывая его руку. – Ты готов, мой Дон Кихот?
Он засмеялся и встал быстрее, чем я успела ухватить его за ремень.
– Победа не волк, в лес не убежит, – сказал он. – Давай приведем себя в порядок, осмотримся и пойдем на ужин, а я Маму Сусанну знаю, расстарается.
Я разочарованно вздохнула: совпадение или Валек действительно под тем или иным предлогом избегает близости со мной? Кольнуло обидой, но, не желая портить только начавшийся отдых и подавляя негатив, я спросила:
– Ты жил здесь? Когда был маленький?
– Не жил, только приезжал в гости, – ответил Валек. – Вместе с… – он вдруг запнулся и выцедил через зубы, – с другом.
– Сколько новенького я о тебе теперь узнаю, – заметила я. – А где теперь твой друг? Ты познакомишь нас? Когда?
– Не знаю, – рассеянно ответил Валек. – Скоро. Потом. – А потом вдруг рассердился и вскрикнул: – Сколько можно задавать глупых вопросов?!
Я озадаченно приподнялась на локтях. Он выглядел взъерошенным и нервным, и я с недовольством подумала, что опять включится режим Большого Брюзги. Ну уж нет, только не сегодня, и я примирительно сказала:
– Не сердись, мой суровый тигр. Потом – значит потом. Сделаем приятно твоей тетушке. Или бабке. Этой маме Сусанне, седьмой воде на киселе.
Я захихикала, довольная шуткой. Но Валек почему-то не засмеялся.
Мы едва успели разобрать вещи, как нас позвали к столу.
Мама Сусанна действительно расстаралась на славу: кроме фруктов увидела и жареного цыпленка, и рис с фасолью, и оладьи, и сладости в фарфоровой тарелочке. Я принарядилась в легкое шифоновое платье нежно-кораллового оттенка, прекрасно сочетающееся с моими золотистыми, распущенными по плечам волосами. Валек был в белой рубашке с коротким рукавом и светлых брюках. Какой же он все-таки у меня красивый! Как хорошо мы будем смотреться на свадебных фотографиях! И дети у нас будут красивые: мальчик с голубыми глазами и темными волосами, и девочка с русыми косичками и маленькими веснушками на курносом носике.
– … и вот тогда я опускаюсь на колени и спрашиваю: ты хочешь быть женой? – с улыбкой рассказывал Валек, не глядя на меня, точно смущаясь. – И Анюта ответила: конечно!
– А ты надеялся услышать отказ, хитрюга? – театрально возмущалась я и толкала Валека под столом ногой.
– Я только согласие и рассчитывал услышать, потому что кто же откажется от своего счастья? – гордо отвечал мой жених, и мы за столом покатывались со смеху.
Молодой ром из сока сахарного тростника и патоки делал голову легкой, а мысли – прозрачными. Я вовсю корила себя за подозрительность: мама Сусанна оказалась мировой теткой, хотя говорила немного и сдержанно, точно подбирая слова, но зато с неизменной улыбкой, которая уже не казалась мне странной. Она расспрашивала про мою работу и про мою семью, а, услышав, что родители погибли, и воспитывала меня бабушка, растрогалась и прижала ладони к груди.