— Никого, — сказал я Люси. — Может, не туда попали.
Почему я подумал, что попали именно туда и кто-то решил проверить, где я? Мы с Люси легли в тот вечер рано. Так было проще не тяготиться молчанием. Но заснуть я не мог. Все думал о свете в кабинете Эклза, о тенях, скользивших по оконным переплетам, и каким-то образом это было связано с тем, как Эклз мне когда-то подмигнул, чего я никак не мог забыть. В конце концов, вымотанный страхом, я заснул.
(О, Сэм, Сэм, приходите послушать!)
Проснулся я внезапно и безо всякой причины. Будильник показывал шесть пятнадцать. В доме было тихо. Люси крепко спала. Я услышал, как зачирикала какая-то птица, вдалеке закукарекал петух. Из окна я видел макушки берез в густой листве. Мне вдруг стало очень радостно оттого, что я жив.
Стук в дверь вежливым было назвать нельзя. Он скорее походил на раскаты грома. Я вскочил с кровати, Люси тоже. Мы переглянулись, я увидел в ее глазах страх. Я услышал, как Мэтью вышел из комнаты. Стук повторился, и я только надеялся, что он не разбудит детей. Я натянул халат, кубарем скатился с лестницы — лишь бы снова не постучали. Люси с Мэтью оказались у двери до того, как я успел ее открыть. На пороге стояли двое мужчин, один из них — инспектор Уилкинс. К счастью, они были в штатском. У них явно были какие-то новости о Джордже, и я собрался пригласить их войти. Но в этом не было необходимости. Они вошли без приглашения и закрыли за собой дверь. Мы уставились друг на друга.
— Сэр Альфред Дрейфус? — осведомился инспектор Уилкинс.
Меня удивила его официальность.
— Разумеется, — улыбнулся я. — Вам это отлично известно.
— Сэр Альфред Дрейфус, — повторил он без намека на улыбку, — я арестую вас по обвинению в убийстве Джорджа Тилбери. Вы не обязаны ничего говорить, и все сказанное вами может…
У меня было ощущение, что я смотрю телевизор или даже играю главную роль в детективном сериале. Я услышал, как вскрикнула Люси, почувствовал холод наручников на запястьях, но мне все еще казалось, что это телевизионная передача, которую мне хотелось выключить. Слишком рано для того, чтобы пялиться в ящик. Я понял, что меня уводят. Слышал, как Мэтью сказал, что найдет мне адвоката, а Люси шепнула: «Это чудовищно».
Я не оглянулся на дом. Мне не пришло в голову, что я его больше никогда не увижу. Меня повели к неприметной машине, стоявшей на подъездной дорожке, и я заметил, что моей машины там нет.
— Моей машины нет, — сказал я.
— Мы ее увезли, — сообщил мне инспектор.
Я оглянулся на школу и отметил, что у Эклза по-прежнему горит свет. И тут я осознал, что это не телевизор и что меня обвиняют в убийстве Джорджа Тилбери.
Те десять минут, что заняла поездка до участка, я сидел между арестовавшими меня мужчинами. На улицах людей почти не было, на машину никто внимания не обращал. Когда мы подъехали к участку, инспектор Уилкинс спросил:
— Хотите одеяло — закрыть лицо?
— Зачем? — ответил я. — Мне нечего скрывать.
Не знаю уж, какого ответа я от них ожидал, но они просто промолчали. Меня практически втащили в участок, и, пока это происходило, я представлял, как они будут извиняться, когда поймут, что совершили чудовищную ошибку, прикидывал, прощать их или нет. Я все еще был сэром Альфредом Дрейфусом.
Меня подвели к столу и велели опорожнить карманы. Но карманов у меня не оказалось — я все еще был в пижаме, так что без этой процедуры пришлось обойтись. Наручники с меня сняли, как и часы, за которые мне нужно было расписаться, после чего меня отвели в комнату для допросов. Мои сопровождающие сели напротив. Один включил магнитофон, сказал в него несколько слов: назвал время и присутствующих. Я сразу сообщил, что без адвоката ничего говорить не буду.
— Вы не хотите узнать, каковы улики против вас? — спросил инспектор Уилкинс.
Я начинал его ненавидеть.
— Нет, — твердо сказал я. — Я подожду совета адвоката.
Тогда напарник Уилкинса сказал:
— Допрос прекращен, — и снова назвал время: с начала допроса прошла минута.
Другой полицейский, уже в форме, отвел меня в камеру.
— Вы привыкайте — посоветовал он, введя меня внутрь. И добавил уже ласковее: — Вы завтракали?
Я не мог ему ответить. Я вообще перестал что-либо понимать. Я сидел на койке у стены и очень хотел плакать. Думал о Люси и детях. Они, наверное, сели завтракать. Как она объяснит им мое отсутствие? А Мэтью? Что он делает? Что чувствует? Негодует ли, как и я? Я надеялся, что он свяжется с Саймоном Познером, отличным адвокатом, хорошо знавшим нашу семью. Он наверняка тоже в ужасе.