Выбрать главу

Владимир Семенович Высоцкий

Я дышу, и значит – я люблю

Серебряные струны

Песни 1960–1966 годов

«Я был душой дурного общества…»

Я был душой дурного общества, И я могу сказать тебе: Мою фамилью-имя-отчество Прекрасно знали в КГБ.
       В меня влюблялася вся улица        И весь Савеловский вокзал.        Я знал, что мной интересуются,        Но все равно пренебрегал.
Свой человек я был у скокарей, Свой человек – у щипачей, — И гражданин начальник Токарев Из-за меня не спал ночей.
       Ни разу в жизни я не мучился        И не скучал без крупных дел, —        Но кто-то там однажды скурвился, ссучился —        Шепнул, навел – и я сгорел.
Начальник вел себя не въедливо, Но на допросы вызывал, — А я всегда ему приветливо И очень скромно отвечал:
       «Не брал я на душу покойников        И не испытывал судьбу, —        И я, начальник, спал спокойненько,        И весь ваш МУР видал в гробу!»
И дело не было отложено И огласили приговор, — И дали все, что мне положено, Плюс пять мне сделал прокурор.
       Мой адвокат хотел по совести        За мой такой веселый нрав, — А прокурор просил всей строгости — И был, по-моему, неправ.
С тех пор заглохло мое творчество, Я стал скучающий субъект, — Зачем же быть душою общества, Когда души в нем вовсе нет!
1962

Серебряные струны

У меня гитара есть – расступитесь, стены! Век свободы не видать из-за злой фортуны! Перережьте горло мне, перережьте вены — Только не порвите серебряные струны!
Я зароюсь в землю, сгину в одночасье — Кто бы заступился за мой возраст юный! Влезли ко мне в душу, рвут ее на части — Только б не порвали серебряные струны!
Но гитару унесли, с нею – и свободу, — Упирался я, кричал: «Сволочи, паскуды! Вы втопчите меня в грязь, бросьте меня в воду — Только не порвите серебряные струны!»
Что же это, братцы! Не видать мне, что ли, Ни денечков светлых, ни ночей безлунных?! Загубили душу мне, отобрали волю, — А теперь порвали серебряные струны…
1962

Тот, кто раньше с нею был

В тот вечер я не пил, не пел — Я на нее вовсю глядел,           Как смотрят дети, как смотрят дети. Но тот, кто раньше с нею был, Сказал мне, чтоб я уходил, Сказал мне, чтоб я уходил,           Что мне не светит.
И тот, кто раньше с нею был, — Он мне грубил, он мне грозил.           А я все помню – я был не пьяный. Когда ж я уходить решил, Она сказала: «Не спеши!» Она сказала: «Не спеши,           Ведь слишком рано!»
Но тот, кто раньше с нею был, Меня, как видно, не забыл, —           И как-то в осень, и как-то в осень — Иду с дружком, гляжу – стоят, — Они стояли молча в ряд, Они стояли молча в ряд —           Их было восемь.
Со мною – нож, решил я: что ж. Меня так просто не возьмешь, —           Держитесь, гады! Держитесь, гады! К чему задаром пропадать, Ударил первым я тогда, Ударил первым я тогда —           Так было надо.
Но тот, кто раньше с нею был, — Он эту кашу заварил           Вполне серьезно, вполне серьезно. Мне кто-то на плечи повис, — Валюха крикнул: «Берегись!» Валюха крикнул: «Берегись!» —           Но было поздно.
За восемь бед – один ответ. В тюрьме есть тоже лазарет, —           Я там валялся, я там валялся. Врач резал вдоль и поперек. Он мне сказал: «Держись, браток!» Он мне сказал: «Держись, браток!» —           И я держался.
Разлука мигом пронеслась, Она меня не дождалась,           Но я прощаю, ее – прощаю. Ее, как водится, простил, Того ж, кто раньше с нею был, Того, кто раньше с нею был, —           Не извиняю.