— Извините. Все в порядке.
— Н-ничего.
С икрами было глухо. Если только вечером отпарю…
Я встал. Триста метров по почти прямой, в сущности, ерунда. Во всяком случае, ноги пока управляемые.
Шаг. Еще шаг. Конечно, начинаю немного заваливаться. Зато кто-то сердобольный придерживает дверь на выходе.
— С-спасибо.
Город пах бензином и сдобой. Газетный киоск на углу тонул в махровом печатном многоцветьи. Глянец бил по глазам. Парочки прогуливались по площади.
Шаг, еще шаг.
Я работаю аудитором. Правда, невыездным. Фирма маленькая, но с репутацией и приличным портфелем клиентов. Здесь, на улице Комсомола, у нас крохотный офис в две комнатки на шесть человек.
Я люблю работать с цифрами. И мне кажется, я очень хорошо к этому приспособлен. Видимо, это своеобразная компенсация моим ногам. А еще мне нравится, когда из хитросплетения чисел возникает строгая, четкая картина. Доходы. Расходы. Прибыль. Иногда я и вовсе чувствую себя Эркюлем Пуаро. От бухгалтерии.
Звучит, как генерал от инфантерии, да?
Маршрутное такси, взвизгнув тормозами, остановилось передо мной, клацнула дверь, выдавились пассажиры. Тоже, наверное, можно подумать, что я их притянул…
Я заторопился. Первый дом. Второй. Черная дверь в торце третьего. Ф-фух!
— П-привет, Р-рита.
Я ввалился в прихожую. Опустился на низкий пуфик. Зеркальная створка гардероба отразила мое лицо — гримаса страдальца, бледный лоб.
— Здравствуйте, Николай Викторович.
Рита, как всегда, робела.
Она сидела за миниатюрной конторкой и мне с пуфика были видны лишь ее темные волосы, собранные на затылке в скромный хвостик.
Рита была и секретарем, и делопроизводителем, и даже просто фирменным подай-принеси.
Нашей начальнице, Светлане Григорьевне, она приходилась какой-то совсем уж дальней родственницей, в офис была взята по блату и душевной доброте (хотя я бы, наверное, удавился от такого счастья) и часто выступала у нас в роли безответной девочки-для-битья.
А мальчиком-для-битья был я.
Светлана Григорьевна — женщина полная, нерастраченных форм — характер имела взрывной, раздражительный и не любила, когда кто-нибудь ей перечил. Стоило произнести что-то не в тон или в момент ненастроения попасть ей на глаза — все, в твой адрес уже несутся громы и молнии, мат-перемат, бессмысленные обвинения в предательстве и вредительстве и пожелания сгореть, раствориться, расшибить башку, выпрыгнуть с десятого этажа или покончить с собой еще каким-нибудь экзотическим способом.
И боже вас упаси возражать.
Светлана Григорьевна вставала тогда в позу Хрущева на ассамблее ООН, лицо ее шло пятнами — кровь приливала к жирной шее и тряским щекам, носок левой ноги отбивал боевой ритм, глаза сверкали и ввинчивались, кулак возносился — и неважно кто там был рядом, клиенты, сотрудники, случайные люди — яд ее летел в несчастного и жалил, и жалил, голова-сердце, голова-сердце-печень, пока она не выдыхалась.
Я-то быстро просек, что при первых признаках священного начальственного безумия лучше всего уткнуться носом в пол и ждать окончания бури не прекословя.
Рита же почему-то все время пыталась оправдаться и в результате огребала по полной, и ревела потом, изводя бумажные салфетки упаковками.
Вообще, имя Рита мне казалось задорным и боевым. Было удивительно, что досталось оно девушке тихой, невзрачной и неуверенной. Ей бы больше подошло имя Женя, думал я, или Аня. Мягкие, округлые, спокойные имена.
Не могу сказать, что я к Рите что-то такое чувствую. Она младше меня на десять лет. И, честно говоря, кроме чувства жалости ничего во мне не вызывает. Я со своими ногами и заиканием тоже, думаю, гожусь лишь на "пожалеть". Хотя с женщинами ни в чем нельзя быть уверенными. У них жалость и любовь могут быть синонимичны. Но, слава богу, пока ничего такого с ее стороны я не замечаю.
Отношения у нас простые, дружеские, благодаря Светлане Григорьевне мы, конечно, несколько сблизились, только вот вечное ее "Николай Викторович" меня напрягает.
— Рита, н-ну к-какой я Н-николай В-викт-торович?
— Извините…
Звякнул телефон. Рита поспешила взять трубку.
— Да. Здравствуйте. Да, мы проводим аудиторские проверки.
Я снял куртку, повесил ее в гардероб и заковылял к своему столу.
Ни Тимура, ни Люды не было со вчера. Из обувной фабрики "Подолье" им, наверное, и завтра еще не выбраться. Зато Вероника Сергеевна была на месте и, сверяясь со своим блокнотиком, мучала клавиатуру. Тык. Тюк-тюк.
— Николай, вы не знаете, где здесь буква "з"?
— З-знаю.
Я склонился, нашел, тюкнул в букву — тюк.