Значит, все? Конец?
В комнату возвращается Мария Михайловна. Садится на диван и участливо спрашивает:
– Ну, как поговорили?
– Плохо. Димка жалеет, что раскололся и сказал правду. Пытался перевести стрелки на меня.
– В смысле, обвинял в чем-то?
– Да нет, он не обвинял. Но нападал.
– Первая защитная реакция. Пока не жди от него разумного поведения. Дима – еще мальчик. И ты еще девочка. Умная, но девочка. Дети! У вас эмоции все затмевают.
– Вы его защищаете?
– Нет, просто объясняю.
– Дима уже не мальчик. Должен понимать, что каждый поступок имеет последствия.
– Он не готов нести за него ответственность? Валит вину с больной головы на здоровую?
– Называет себя дураком. Говорит, что сделал ужасную ошибку.
– Ну, если дурак признает себя дураком, это хороший знак. Первый шаг к тому, чтобы поумнеть. Что ты решила?
– Ничего. К Диме вернутся не могу. И без него тоже не могу.
– Можешь. Ты все можешь.
– Ну да, мне всего двадцать шесть и у меня все впереди, – горько смеюсь. – Будет другая любовь, мужчины… Да зачем они мне? Если все они такие. Как я смогу кому-то довериться? Не могу представить себя с другим. Я однолюб. Как вообще люди переживают предательство? Расстаются, начинают новую жизнь? Говорят, даже бывают счастливы.
–По-разному, – тихо говорит Мария Михйловна. – Некоторые быстро оправляются. А другие помнят до самой смерти. Не знаю, какой процент таких людей живет счастливо.
Вижу, что она взволнована. Она переживает за меня. Глаза у нее стали затуманенные, печальные. Приносит бутылку минералки, открывает и жадно пьет прямо из горлышка. Отставляет бутылку и задумывается.
– Я ничего не могу тебе посоветовать. В таких делах каждый сам решает. Я твоего Диму не знаю. Не знаю, как вы жили.
– Мы жили счастливо. Не понимаю, почему это произошло. Что я делала не так?
– Иногда это происходит просто так. Потому что мы люди, но немножно и животные. Не знаем самих себя до конца. Делаем ошибки. Хоть и говорят, что в виноваты оба. Ты не виновата, Карина, что он сделал такой выбор. А теперь выбор нужно делать тебе. За этот выбор ты уже сама будешь отвечать. Выкарабкиваться, создавать себе новую жизнь, новое будущее. Как я когда-то.
Она усмехается. Колеблется, кусает губы. Начинает рассказ неохотно, но слова льются все быстрее.
– У меня был муж, Владик. После вуза поженились. Через пять лет расстались. Ох какая любовь у нас была… Единственная и на всю жизнь, так я думала.
– Он вас разлюбил? Или вы его?
– Никто никого не разлюбил, но я от него ушла, – она мельком смотрит на меня и сухо добавляет: – Из-за измены. Да, Карина, твоя история мне как ножом по сердцу. Словно заново все переживаю.
Мне очень хочется узнать, как она прошла через такое. Хочется подтверждения того, что другие способны понять, что я сейчас чувствую. И какой-то подсказки о том, как поступить.
Но мне неловко просить ее исповедоваться. Возможно, ей неприятно вспоминать.
Однако Мария Михайловна продолжает говорить – теперь ровным голосом. Почти таким, каким она давала новый материал на уроке.
– Он переспал со своей коллегой. На вечеринке. Я узнала спустя месяц. Та девчонка позвонила мне и рассказала. Она серьезно настроилась. Решила забрать его себе, увести. Владик из приличной семьи был, порядочный, с перспективами, а она – ни кола, ни двора, ни мозгов, только внешность яркая и наглость немеренная… Мужа себе искала хорошего. А тут уже готовый, красивый, с работой, с квартирой. Мной воспитанный. Она перед ним хвостом крутила долго. Владик не поддавался. А тут выпил и… не устоял. Хотя не мертвецки пьян был, понимал, что делает. Переспал и отмахнулся от нее, а та не отстала. Владик в ногах у меня валялся, рыдал. Прощения просил. Но я ж гордая, принципиальная. Сказала себе: изменит раз, изменит снова. Нашкодил и смолчал. Кабы не тот звонок, я бы и не заподозрила ничего. Соврал в одном. Значит, будет и дальше врать. И я ушла от него. Развелась, уехала в этот город.
Меня родня и знакомые дурой называли. Твердили: «Будь мудрой женщиной»! А я им: «Быть мудрой – это себя не уважать, да? Обман терпеть? Быть тряпкой? Да идите вы все!»
Она смеется.
– Последнее я им не говорила, конечно. Мысленно посылала всех. А Владик еще долго меня в покое не оставлял. Год, наверное. Звонил, писал, клялся, ругался. Трубки я бросать стала, письма рвала. Не давала себе забыть. Чтобы не размякнуть, постоянно в голове прокручивала – вспоминала голос той девчонки, когда она мне позвонила. Его глаза, испуганные, когда я у него объяснений требовала. Довела себя до нервного срыва. Ничего, оправилась. Сказала себе: забудь и живи. Мне ж всего двадцать семь. Будет еще все, и любовь новая, и человек хороший. Постепенно звонки прекратились, письма все реже стали приходить, а потом и вовсе перестали.