– Ради Бога и всех Его святых, – в ярости рыдала я, обращаясь к моим лордам, – зачем мы убиваем таких людей? Они – сокровище Англии! Если бы они были на нашей стороне!
– Мадам, этому не бывать, покуда в Риме правит ваш враг-дьявол. – Сассекс выглядел усталым, еще более усталым, чем Берли. – В Дуэ, в семинарии, где готовят этих странствующих, воинствующих попов, творится что-то немыслимое. Говорят, юные ученики спят на кроватях, сделанных в форме дыбы, по стенам их комнат нарисованы «испанский сапог», «железная дева» и все орудия пыток в натуральную величину – так их готовят к будущей участи!
И они молятся за то, чтобы умереть мученической смертью за правое дело. – Он тряхнул седой головой. – Я думал, старая вера умрет вместе с вашей сестрою… или со старыми дураками вроде меня. И вот я дожил до того, что вижу новую жизнь, новое рождение этого чудовищного заблуждения, этого великого зла, которое зовется Святой Римской Церковью!
– Вспомните Марию! Нельзя создавать мучеников по ее примеру!
Уолсингем презрительно хохотнул. Господи, как он раздражал меня в эти дни!
– Госпожа, когда сотни молодых людей в Дуэ готовы ехать к нам и молятся о мученической смерти, выбирать не приходится!
Так что охота продолжалась.
А они все ехали.
Глава 5
Они ехали, ехали, а мы не могли их остановить.
И они принимали мученическую смерть, эти счастливые молодые люди.
Ни одного из них не уличили в заговоре против моей жизни. Однако, покуда Мария всеми силами восстанавливала против меня моих католиков, их нельзя было щадить. Она постоянно мечтала об иноземном вторжении – французском ли, испанском ли, папском, да хоть черта лысого, лишь бы сбросить меня с трона.
После более чем десятилетнего заточения она рвалась получить обратно свой трон, да и мой в придачу, в виде процентов за ожидание.
Она – на моем троне, на троне моего отца?
Пустая кровожадная потаскуха, ошалевшая от любви к себе, как и все ее гнилые товарки!
И пусть весь мир и даже ее собственный сын (которого воспитали в соответствующем духе) знают, что она распутница и мужеубийца!
И хуже того – потому что за королевами подобное водилось, что не мешало им усидеть на троне, – весь мир знает: она – нерасчетливая дура, которая думает исключительно тем местом, откуда растут ее длинные ноги, и, словно помоечная кошка, не упускает ни одного случая удовлетворить свой зуд.
Однако, сколько я ни уворачивалась от ее безумных коленец, как ни ускользала из паутины, что плела она в заточении день и ночь, мне было никуда от нее не деться – от нее и от кровавой бани, которую она все-таки нам устроила.
Уолсингем видел это с самого начала.
– Двум королевам в одном королевстве не бывать. Ваше Величество не будет знать покоя, покуда жива королева Шотландская. Вспомните герцога Норфолка! Она найдет других, кто станет ее орудием! Она снова попытается отнять у вас жизнь и трон! Попомните мои слова!
Его напор выводил меня из себя.
– Докажите! – орала я.
– И докажу, мадам.
Через месяц у него все было готово.
– Новый человек в замке, который втерся в доверие к королеве, пивовар из соседней деревни, делающий бочки с пустыми затычками, двойной агент во французском посольстве, что получает письма от Папы, – короче, вот весь механизм тайной переписки. Я уверен, шотландская королева себя выдаст. Остается ждать.
Ждать.
Хуже нет.
Господи, как мне было плохо! Все католические государства объединились в ее поддержку, обложили нас со всех сторон. Один Бог знает, как боялась я по ночам, бессонными часами, самыми страшными в моей жизни. Я не напрасно опасалась уязвимости наших западных рубежей: эти вероломные ирландцы, чтоб им заживо сгнить, впустили набранные в Испании папистские войска, и нам лишь ценою огромных усилий удалось отразить нападение.
В Шотландии Мариины французские дядья, Гизы, охмуряли ее сына, малолетнего короля Якова – сколько ему, почти двадцать? Не такой и малолетка, и Бог весть, долго ли еще можно полагаться на этого шотландского юнца. А тем временем по ту сторону Ла-Манша привычного дьявола Альбу сменил новый, злейший – единокровный брат Филиппа, ублюдок дон Хуан.
Бастард по рождению и по природе, кровавый ублюдок, как мы вскорости убедились. Нам пришлось послать одного из ближайших помощников Уолсингема, надежного Дэвисона, с золотом, чтобы ободрить и вместе с тем припугнуть добрых голландских бюргеров, стонущих под пятой испанца. Однако Мария ловко переманила его на свою сторону, как узнали мы из первого же перехваченного Уолсингемом письма. «Обнимаю Вас, – писала она, – и молю Бога приблизить день, когда смогу в качестве английской королевы приветствовать вас в Англии!»