Кровь стекала со лба в правый глаз, увесистыми каплями падала с носа на шерсть поверженного врага. Испустив грозный рык, я сильно тиснул его горло. Застонав и полностью расслабившись, он медленно перевернулся брюхом кверху: "Сдаюсь на твою милость, вот мой живот. Пощади". Он видел свое поражение и признавал его. Выбора не было. Жизнь дороже, чем владения.
В отличие от людей, животные не подличают, если речь идет о власти. Когда решен вопрос, кто - лидер, кто - подчиненный, его может оспорить только другой претендующий на роль вожака. Проигравший же не смеет ударить победителя исподтишка - ему добавят. Но, набравшись сил, он снова попробует залезть на вершину иерархической пирамиды.
Разжав челюсти, я поднялся, свысока взирая на местного, старательно избегающего прямого взгляда - побежденный не должен смотреть в глаза победителя, он рискует вызвать агрессию с его стороны. Кот уходил, всем телом выражая униженную покорность. Моя кровь, признав гепарда за чужого, стекла с его шерсти на землю, Подойдя, я ступил в лужицу крови - она слилась с лапой, проникнув в кровеносные сосуды под шкурой. Каждая клетка НанОрга знала: в случае отделения против воли носителя необходимо найти основной организм и присоединиться к нему. Я "чирикнул", теперь в этом звуке - как металлом по металлу - слышались властность и сила. Никто более не отозвался на мой вызов. Первая стычка - и снова успех.
Вот мы и выяснили, кто из нас лидер, Отныне у территории новый хозяин - я.
Можно заняться повреждениями - какие бы ограничения я ни ставил сам себе, все-таки очень неприятно, что на лбу такая резаная дыра. Залечив болезненную рану, я облизал лапу и долго, тщательно вычищал морду.
"Поздравляю с победой. - Блурри встал рядом. - Впечатляюще".
"Пожалуй, что да".
"А если б он продолжал сопротивляться?"
"Тряхнул как следует, чтоб понял".
"Убил бы?"
"Нет. Следует четко осознавать: за что сражаешься? Если вопрос стоит так: ты или тебя - без раздумий применяй все способности, уловки и трюки, какие знаешь. У животных поединки за участок или партнера редко заканчиваются смертельным исходом - обычно кто-то сдается, принимая позу подчинения или убегая. В действительности, мой противник находился в невыгодном положении, хотя бы потому, что я, по сути, неуязвим. Он мог царапать меня, сколь угодно, а толку? Не говоря уже о физическом превосходстве. В любом случае, травмировать его я не стал бы".
Развернув крылья, Блурри полетел к дереву, в ветвях которого висели хитро сплетенные домики ткачиков, издали похожие на большие плоды. Жильцы многоквартирного дерева спали, и летучий ящер, обладая ночным зрением, будучи абсолютно бесшумным, мог обследовать самих птиц и их постройки, не причиняя беспокойства.
"Что интересного?" - я зализывал царапину на левом пястье, не замеченную в пылу схватки.
"Осматриваю домики. По-моему, они не очень надежны".
"Ткачики из поколения в поколение живут в одних и тех же домиках, обновляя их и пристраивая вокруг новые. Птицам, значит, хватает того запаса прочности, которым обладают эти гнезда. Они ведь не дураки - жить в доме, что может развалиться в любой миг, да еще когда сидишь на яйцах. Что, я угадал насчет яиц?"
"Угадал".
"Попробую сообразить яичницу, тем лучше, что ночью".
Стоя под деревом, я изучал его тактико-оборонительные особенности. Низко висящих гнезд нигде нет, с земли не допрыгнешь. Я обхватил ствол и мало-помалу подтянулся до развилки. Многие домики привязаны на концах веток, но несколько гнезд были над моей головой. Понюхал одно, другое. Из небольших трубчатых входов, расположенных в нижней части, веяло теплом, но пахло по-разному: в некоторых только птицами, а в иных, кроме того, ощущался родственный дух яиц.
Внизу кто-то околачивался. Не глядя, проанализировал запах. Так и есть - неотвязные спутники жизни и смерти, таскающиеся за всеми охотниками - собаки куцехвостые. Задрав носы, гиены ждали, пока им в рот что-нибудь свалится.
Сухие веточки, на которых висел домик, громко хрустнули, когда я хотел осторожно обкусить их. Разом оборвав все, - пернатое, спавшее внутри, закричало, - я ухватил гнездо с нижней части, закрыв дырку, чтобы не выпали яйца, и ринулся прямо на спины ожидающих халявы гиен. Для той, на чей хребет я спрыгнул, мое приземление было не очень мягким - она не встала. От прочих мне удалось уйти.
Содом и Гоморра! Птичий городок, разбуженный криками и треском, точно с ума сошел. В густой листве стоял дикий гвалт. "Неужели столько шума из-за меня одного?" - удивленно подумал я.
Ткачик метался в плетеной "упаковке", ища выход. Выход был только один - в пасть, куда птаха и проследовала, едва лишь были разорваны стенки домика, обернувшегося ловушкой. Три небольших темно-серых крапчатых яичка, одно разбилось. Интересно, какого цвета они были бы днем?