Глава 12 - Переезд и наезд
Сезон дождей - это время рождения, роста, расцвета и развития всего живого. Через несколько дней после первого ливня равнина зазеленела, покрылась пестрым ковром цветов. Порой казалось, что я слышу, как растет трава и трутся друг о друга лепестки раскрывающихся бутонов. Некоторые деревья, всю жару игравшие стриптиз, только теперь, в избытке напоенные дождями, надели зеленые плащи, в которых золотыми вкраплениями расцвели маленькие желтые цветочки. Насекомых хватало и раньше, их полчища с каждым днем становились все гуще, и кому-то надо было поедать эту живую массу. У болота разносилось многоголосое кваканье лягушек - они пополняли силы для брачного сезона, ловили комаров, мух и бабочек. Дневных насекомых сменяли насекомые ночные, в саванне круглые сутки стоял тихий гул от миллиардов крыльев. Под это звуковое сопровождение я охотился, ел, спал, наблюдал за Природой, которая рождалась, жила и умирала, поедая и воссоздавая саму себя.
С мухами, регулярно садящимися на нос и заползающими в глаза, я смирился, как с неизбежным злом, но не терпел, если лезли в ухо, и выработалась привычка трясти ушами всякий раз, услышав назойливое жужжание.
Наше дерево понравилось ласточкам и первое время они долго прыгали в его ветвях в поисках хорошей развилки для гнезда, но, к их разочарованию, мечты о гнезде пришлось перенести на другое дерево - я каждый день карабкался на вершину, высматривая добычу и людей, это беспокоило птиц: я мог свалить их дом на землю, и уж точно поел бы все яйца.
Котятки росли как на дрожжах, отчетливо проступили пятнышки на лапках и хвостиках. Асва относилась ко мне гораздо ласковей, чем прежде. Когда она ласкала меня, возникало такое тонкое ощущение, что нос нежно-нежно чешут крупным наждаком. Я надолго замирал и мурлыкал, впадая в транс.
Однако позволить себе расслабиться и отдохнуть Асва могла лишь в моем присутствии. Блурри, часто остававшийся наблюдать за семьей в качестве суперохранника, рассказал, что поведение Асвы резко менялось, когда я уходил: она настораживалась, превращаясь в "Бдительную Мать", детям которой постоянно грозит опасность быть съеденными. Она спала, кормила, мыла котят, неизменно оставаясь начеку, мурлыкала мало и вела себя очень тихо и скрытно, подозрительно реагируя на каждый шорох. Неужели всю жизнь до встречи со мной Асва жила именно так? Странно было представить ее в вечном стрессе, ведь при мне Асва становилась "Любящей Матерью", которая ласково шлепала детеныша по спинке, уговаривая лежать спокойно. Это она, "Любящая", томно потягиваясь и зевая, ходила вокруг меня, извиваясь на ходу как змея, чтобы вернуть залежавшемуся телу гибкость. Другую ее - "Бдительную" мне довелось увидеть во всей яростной красе в первый день после родов, когда Асва грозилась убить меня, приняв за чужого. Эта двойственность ее натуры меня не удивляла.
Верная моя подруга молчалива и бесшумна как тень. Редко я слышал от нее что-то, кроме мурлыканья и призыва - резкого, как трещотка, "Прр-прр". Но чаще она звала тихим щебетом, похожим на птичий. О настроении Асвы говорили пластичные, преисполненные природной грации телодвижения.
"Глаза - зеркало души". Да, глаза Асвы очень выразительны и прочесть чувства не составляло труда. Взгляд, спокойный и мягкий, скользил из-под прикрытых век, но, замечая намек на опасность, тотчас становился жестким и настороженным. Глаза округлялись, а зрачки, независимо от освещения, сужаясь, почти совсем исчезали, так что радужка казалась золотой монетой. Если Асва волновалась, зрачки расширялись до предела, и в черной бездне глаз зримо отражалось все переживание любимой. А в один момент Асва жила одним каким-то чувством.
Сейчас Асва кормила детей. Ей уже не надо было устраиваться и подвигать их - они сами подползали к животу и отыскивали соски по запаху. Блурри, чья жизнь состояла из наблюдения, анализа фактов и комментариев, заметил, что время завтрака всегда одно - 10 утра, ни раньше ни позже. Обед тоже строго "по расписанию" - в 14:19, поздний обед около 17 часов, вечерняя кормежка в полдевятого, а затем вся семья тихо-мирно ложилась спать. Перед едой дети проходили непременную процедуру чистки - Асва вылизывала их с головы до хвоста и только после этого допускала к соскам. После еды всех вымывали еще раз - и слышалось тихое сопение спящих котят. Если кто просил есть в неурочный час - он вскоре засыпал, успокоенный ласковым массажем. Материнский язык и мурлыканье убаюкивали даже Мальчика, который просыпался чаще сестер.