– Натэлла, простите меня.
– Не за что, – ответила красавица по-прежнему холодно и вежливо.
Я оглянулась на моих тюремщиков. Интересно, почему они не делают ни малейшей попытки заткнуть мне пасть? Стоят, как ни в чем ни бывало, один даже позевывает…
– Мне пришлось вас подставить, – сказала я и снова оглянулась.
Никакой реакции.
– Мне было необходимо, чтобы вызвали милицию.
Тишина. Натэлла смотрела на аквариум с разноцветными рыбками, чешуя которых мерцала в свете фонариков.
– Поэтому мне пришлось имитировать кражу, – с усилием продолжила я. Черт, почему мои слова проваливаются в бездонный колодец, не оставляя после себя даже эхо!
– Простите меня! – повторила я.
Натэлла повернула голову и посмотрела на меня. Ее глаза были пустыми и равнодушными.
– Вам не за что извиняться, – сказала она. – Чем могу вам помочь? Если хотите сделать массаж, то кабинет как раз свободен…
Я села на диван и обхватила голову.
Все впустую. Я могу выйти на городскую площадь и изложить свою историю в громкоговоритель. Могу обратиться на радио и телевидение. Могу поехать в любое отделение милиции.
И что?
Все в городе прекрасно знают, что у меня случаются периоды временного помешательства, из-за наркотической зависимости. В этот период я несу бред, который немного похож на детективный роман. Но только немножко, потому что в жизни такого не бывает.
Кто-то меня пожалеет, кто-то пожмет плечами и забудет, кто-то откровенно позлорадствует…
Вот и все, чего я могу добиться. Именно поэтому тетушка не стала запирать меня на ключ.
Для нее будет даже лучше, если я буду ежедневно давать подтверждение своей ненормальности.
Я встала с дивана, посмотрела на Натэллу. Она ответила мне твердым прямым взглядом, в котором пряталось презрение.
Ну что ж… Возможно, это все, чего я заслуживаю.
Не буду рассказывать, как я убила остаток дня. Я бродила по городу, не разбирая дороги. И ни на секунду не покидая меня, следом тащились мои охранники.
Запретных зон в городе для меня больше не было. Я могла идти куда угодно. Они лишь контролировали мои передвижения.
Вернулись домой мы под вечер. Я поднялась к себе, упала в кресло и закрыла глаза.
На душе царила опустошенность.
Дверь открылась. Это я поняла по сквозняку. Что ж, вот и она, большая клизма, которую я дожидаюсь с утра.
Я открыла глаза.
Тетушка сидела в кресле напротив меня. Но меня поразило не то, как бесшумно она прошла по комнате, не хуже призрака.
Меня поразил ее внешний вид.
Исчезла холеная, ухоженная женщина, которой я в первый момент знакомства дала сорок пять лет. На ее месте появилась древняя старуха, пережившая все человеческие чувства и превратившаяся в камень.
Волосы тетушки были приглажены щеткой так, что почти прилипли к голове. Сухая пергаментная кожа плотно обтягивала череп, глубокие морщины прорыли в ней каналы и траншеи.
Глаза ушли в темные ямы, выкопанные бессонницей. Бледные, бескровные губы были плотно сжаты.
– Это вы? – спросила я, невольно привстав.
Незнакомка посмотрела на меня и равнодушно ответила:
– Это я.
Я снова рухнула в кресло.
– Что с вами? – спросила я. – Вы заболели?
– Нет, – ответила тетушка все тем же холодным безжизненным тоном. – Я выздоровела.
Я поежилась.
В этой женщине не было ничего человеческого. Если бы она начала орать, топать ногами, грозить, то я все равно бы так не испугалась. Я даже ожидала хорошей взбучки. Но ничего подобного и вообразить себе не могла.
Минуту женщина рассматривала меня. Потом раскрыла рот и спросила:
– Это правда?
– Что? – ответила я почему-то шепотом.
– То, что он велел меня убить?
Я снова поежилась и промолчала. А что тут говорить? Флакона в бачке нет, значит, тетушка все знает!
– Выходит, правда, – сказала старая женщина, сидевшая напротив меня.
– А вы ожидали, что я вам совру? – спросила я, не поднимая глаза.
– Да нет, – ответила неузнаваемая тетушка. – Если бы ты соврала, я бы тебе не поверила. Я уже давно его подозревала, только не хотела верить. А сейчас заставила себя взглянуть правде в глаза.
Я быстро посмотрела в ее застывшее лицо.
– Знаешь, это довольно неприятное ощущение, – задумчиво поделилась тетушка. – Примерно то же самое, что заглянуть в глаза Медузе. Мгновенно превращаешься в камень.
С этим спорить было трудно. Женщина, пришедшая в мою комнату, выглядела неживой. Точнее слово трудно и подобрать.
– Ладно, – сказала тетушка. – Это эмоции.
Она сложила на коленях руки, на которых сейчас не было никаких украшений. Руки выглядели так, как и должны выглядеть руки столетней старухи. Мягко говоря, не эстетично выглядели.
– Ты уже поняла, что держать тебя взаперти я не стану.
– Поняла, – ответила я.
– Можешь делать все, что хочешь, – равнодушно сказала тетушка. – Хочешь, признавайся, не хочешь, не признавайся… Это теперь уже не имеет никакого значения. В городе прекрасно знают, как относиться к твоим откровениям.
– И это я уже поняла.
– Я очень рада, – сказала тетушка.
Я снова посмотрела на нее. Эта женщина не умела радоваться, она просто не знала, что означает это слово.
Тетушка поднялась на ноги. Пошатнулась и судорожно ухватилась за спинку кресла.
Я невольно вскочила с места. Подбежала к ней и подхватила тетушку под локоть.
Тетушка меня отстранила. Развернулась и направилась к двери, держа голову высоко поднятой.
Не знаю, что она хотела мне продемонстрировать. И вообще, хотела ли что-то продемонстрировать? Скорее всего, нет.
Наверное, она и сама не поняла, зачем ко мне приходила. Когда человеку невыносимо больно, он невольно тянется к другим людям. Даже если они ничем не могут ему помочь.
Что ж, хоть какое-то человеческое чувство…
Не знаю почему, но мне было жаль эту женщину. Жаль человека, который собирался меня убить! Глупо, конечно. Я и сама это знаю.
Наверное, сработала женская солидарность. Я частенько оказывалась в идиотском положении, «благодаря» своим немногочисленным поклонникам. Правда, ни один из них не замышлял меня убить.
Да и сама я ни к кому не питала таких болезненных чувств, которые испытывала Елена Борисовна к своему мужу.
Какая все-таки страшная вещь – любовь! Как легко она может разрушить и переломать любого, самого сильного человека! Как легко она сводит с ума самую разумную, самую сдержанную, самую циничную женщину!
Помните, как сказано у Пушкина?
Вот именно.
Поэтому я опустилась на колени и смиренно поблагодарила бога за то, что он не лишил меня разума.
Сейчас это единственное, что может меня спасти.
Сон ко мне не шел.
Оно и понятно: я проспала почти целые сутки, организм не успевает перестраивать свой биологический ритм!
Я ворочалась на постели и обдумывала план следующих действий.
Мне нужно связаться с Виктором. Хотя бы для того, чтобы рассказать ему свою историю. Он не житель этого города (к счастью для меня!), поэтому есть маленькая надежда, что мне поверит.
Хорошо. Предположим, что он мне поверил. Что дальше?
А дальше, дальше…
Я заворочалась. Повернулась на спину и уставилась в потолок.
О! Он может написать заявление о моей пропаже! Не здесь, конечно, а в Москве… И сообщить, что меня насильно вывезли в этот проклятый город!
Шанс, конечно, слабый. Но все-таки это шанс!
Теперь второй вопрос. Как мне с ним связаться?
Мой мобильник отпадает сразу, так же, как городской телефон. Откуда я могу позвонить незаметно?
Я присела на постели и включила ночник. Сна не было ни в одном глазу.
Откуда позвонить – вот в чем вопрос…
«Будем логичны! – призвала я сама себя. – За мной по пятам таскаются два здоровенных лба. Мне, что, попросить их отойти, пока я буду говорить по таксофону? Представляю, как они будут ржать!»