- И умыться, - добавил папа.
Держась за руки, они вышли из комнаты, так и не удостоив меня ни взглядом, ни упреком. Я осталась в одиночестве, пялясь в стену. Больше всего мне хотелось завыть от отчаяния и надавать себе по морде. Но все, что я могла, это смотреть и слушать.
И я слушала, как мама открыла кран в ванной, как папа докладывает кому-то об инциденте.
Идиотка! Кретинка безмозглая!! Что же я наделала!!! Всех подвела, всех, а ведь мне доверяли, на меня надеялись, как на взрослого человека, а я, мало того, что сама едва не угробилась, так ведь и уникальное оборудование чуть не погубила. Теперь все, теперь точно конец. Такого мне не простят, ни за что.
Медленно, тягуче ползло время. Я лежала на столе, терзаемая раскаянием и запоздалым страхом, мама с папой о чем-то негромко разговаривали в своей комнате, потом я услышала шум автомобиля, хлопнула дверь, раздались тяжелые шаги.
- Ну, где преступница? – спросил смутно знакомый голос.
На пороге гостиной возник человек. Я видела его краем глаза, не в силах повернуть окуляры. Человек постоял, молча разглядывая меня, потом шагнул к столу и взял пульт. Я почувствовала, как ожил мой дрон, повернулась, взглянула на человека и обмерла – это был Ванькин дедушка, мировая знаменитость и величина. Он стоял, засунув сжатые кулаки в карманы куртки, и смотрел на меня с непонятным выражением.
- Все поняла? – сухо спросил он.
- Да, - судорожно выдохнула я.
Павел Петрович повернулся на каблуках и пошел прочь.
- Полный отчет мне, через час, - бросил он через плечо и ушел, не попрощавшись.
А я разревелась.
Глава 4
Глава 4
Две недели со мной почти не разговаривали, и две недели я была тише воды ниже травы, из дома практически не выходила, хотя никто мне ничего не запрещал. Только Ванька звонил чуть ли не по десять раз на дню и ругательски меня ругал. Я смиренно выслушивала его и не возражала.
Потом все как-то наладилось, ушел страх, мама снова стала улыбаться, а папа шутить, он даже поддразнивал меня, называя камикадзе-неудачником и периодически интересуясь, как оно там, на том свете? А я, наверное уже в сотый раз, торжественно обещала себе поумнеть и повзрослеть.
Удивительно, но никаких ограничений для меня не последовало. Я могла по-прежнему ходить куда угодно в пределах периметра, смотреть телевизор, встречаться с друзьями. Меня даже отпустили на день рождения к Вилли, мы отлично повеселились всем классом. Про случай на пикнике все как будто забыли, только Ванькин дедушка стал захаживать к нам и вести со мной долгие неспешные разговоры обо всем на свете. Я его ужасно стеснялась и от смущения становилась смирной и косноязычной.
- Прямо пай-девочка, - ворчал Ванька. – Лучше бы раньше голову включала.
Я злилась на него, но не особенно. Чего там, сама виновата.
Так прошел июнь, наступил июль с его дождями и грозами. Самое скучное, самое тоскливое время в году, потому что приходилось целыми днями сидеть дома. Ведь наши дроны беззащитны перед мощными грозовыми разрядами, которые буквально сотрясают наш город в это время года. Да что там дроны – примитивные телевизоры вместо фильмов показывали одни помехи, связь то и дело отказывала, и бывали дни, когда я просто дурела от скуки, не имея возможности даже просто поболтать с друзьями.
- Ты бы хоть книжку почитала, что ли, - говорил папа, а мама вздыхала и украдкой закачивала мне файлы, призванные, как предполагалось, обогатить меня духовно и умственно.
Вообще-то книжки я люблю, особенно фантастику или там мистику. Ужастики всякие. Но читать древнюю классику, всяких там Крапивиных, Твенов и прочих – ну бред же! Полный бред! Тот мир, даже если он и был, кончился навсегда, он интересен историкам каким-нибудь, искусствоведам, у нас теперь другая реальность, совсем-совсем другая.
У нас дети не бегают босиком, не плавают на плотах, не разжигают костры. Они вообще ничего не делают, только лежат в личных капсулах жизнеобеспечения неподвижными тушками, опутанными всякими проводами и трубками, и только сознание, подключенное к матрице дрона, относительно свободно.
Мы – другие! Да, мы смеемся, грустим, дружим и ссоримся. Мы учимся, играем, ходим в походы… но как же это непохоже на то, что было в старину! Перенеси к нам какого-нибудь жителя двадцать второго века… да он, пожалуй, счел бы нас несчастными калеками. Жалеть бы начал, пожалуй. Главное, протез ноги или пересаженный орган для него нормально, а дрон, временно заменяющий все тело, - неестественно, ужасно, отвратительно! Вот что особенно возмущает.